Ядовитое жало - [30]

— Он принял ее при тебе? — спросил Серовол, не спуская глаз с фельдшера.

— Нет, унес с собой, но спросил, можно ли для лучшего употребления развести таблетку в воде или самогонке. Я сказал, что это не помешает. Дня три его не было, а тут появляется, отводит меня в сторону и просит отдать ему всю коробку.

— Зачем ему так много, он говорил?

— Говорил, сна нет, мучается, извелся. Что, мол, таблетка эта ему очень помогла. Пристал как репейник, предлагает нож, носки новые. Я возьми да и скажи, так, в шутку: «Сапогами сменяемся — отдам». Он сперва обиделся, жалко ему было сапог, а потом говорит: «Давай!» Сели мы тут же, переобулись. Сапоги его точно для меня шиты оказались… Он взял коробку, проверил, все ли таблетки, сказал спасибо и ушел.

— Сколько было таблеток в коробке?

— Двадцать пять. Нет, меньше… Три до этого израсходованы были, значит — двадцать две и четвертинка.

— На целый взвод хватило бы… — задумчиво сказал Серовол.

— Пожалуй, — согласился Богданюк. — Спали бы хорошо.

— Почему ты об этом случае никому из командиров не сказал?

Кажется, Богданюк начал понимать, куда поворачивается дело с невинными таблетками. Он пристально, как‑то испуганно посмотрел на Серовола и, кусая губы, отвел взгляд.

— Видать, я думал про сапоги, а не про таблетки… — признался он. — Мне и в голову не приходило. Так ведь ничего такого не натворил он этим медикаментом. Только и того, что сам деру дал.

— Когда состоялся обмен сапогами?

— Скажу точно. За день до того, как Мишка–великан погиб. Считайте, ровно три недели назад.

Серовол, заложив руки за спину, несколько раз прошелся по хате. Он был хмур, играл желваками, и шаг его был неровен, точно ноги запутывались в чем‑то. Действительно, вся история с таблетками казалась странной, загадочной и подкрепляла версию начальника штаба, еще недавно казавшуюся Сероволу весьма сомнительной. Таблетки были сильнодействующим снотворным, и Орест Чернецкий интересовался, растворяются ли они в водке и в воде. Он испытал их действие на себе… Возможно, он надеялся, что ему удастся каким‑либо образом подбавить снотворное в пищу командиров в тот день, когда его шеф будет готовить нападение на отряд? Сам он это сделать не мог и даже не пытался. Но ведь, возможно, у него имелся сообщник или он был чьим‑то сообщником. А что, если таблетки находятся у друзей Чернецкого, оставшихся в отряде, и те готовятся при удобном случае использовать их? Нужно было немедленно сообщить новость командиру отряда.

Серовол подошел к фельдшеру.

— Об этом разговоре молчок. Скажи, что лечил капитана. Хотя бы от той же бессонницы… Все таблетки показывай врачу. Спасибо за рассказ. Можешь идти.

Как только Богданюк ушел, Серовол испытывающе посмотрел на своего помощника.

— Слышал? Что скажешь?

— А я не знаю, что и думать… — Вид у Юры действительно был растерянный. — Я ведь даже не хотел вам говорить про эти сапоги. Вот тебе и мелочь! К ним приглядываться надо, к мелочам. По–моему, снотворные таблетки эти — дело серьезное… Как вы думаете?

— Может быть серьезным, Юра. Ты пока занеси их в тетрадочку на личный счет Ореста Чернецкого.

— Значит, мы все‑таки нашли змею, товарищ капитан? — встрепенулся, радостно блестя глазами, Юра.

Серовол невесело усмехнулся.

— Еще надо доказать, что это змея. Ну, а докажем, тоже радости мало — выходит, мы змею упустили, уползла из наших рук…

11. Особые полномочия

Ганс привел Василия Комаху к себе в два часа ночи. Часовые ― один у калитки, другой в доме, на нижнем этаже, ― молча пропустили их. Они поспешно отступали назад, как только узнавали Ганса. Кто идет следом за шефом, их, видимо, уже не интересовало. Почти в полной темноте поднялись на второй этаж. Ганс открыл ключом дверь, зажег две толстые стеариновые свечи, и Василий увидел просторный кабинет с массивным письменным столом, сейфом, большой деревянной кроватью у стены. Возле сейфа висел портрет Гитлера Фюрер был сфотографирован в эффектной позе, подбоченившийся, в новеньком френче.

Шеф поставил одну свечу на сейф, достал из стального ящика бутылку, два стакана и закуску. Василию налил полный стакан, себе половину.

— За твое здоровье, Комаха! — поднял руку со стаканом шеф. — Слышишь?..

— Чтобы и вы были здоровы, пане Ганс. Выпили.

— Оба будем здоровы, невредимы, если не будем дураками… — туманно высказался шеф, посасывая ломтик сала. — Комаха, я все подготовил. Лучше и желать нельзя. Работать будешь спокойненько — капля на тебя не капнет.

— Благодарю, пане Ганс. Я все сделаю, как вы советуете.

Шеф откинулся на спинку стула, надул губы, задумался. В такой позе он сидел минуты две. Затем сказал негромко:

— Поставь вторую свечу на сейф.

Василий поспешно выполнил приказание. Он привык повиноваться, не рассуждая, не задумываясь, когда имел дело с шефом.

— Стань лицом к портрету фюрера, — скомандовал Ганс. —Так… Сложи руки на груди. Чуть выше. Не оглядываться… Не напрягайся, расслабь мускулы.

Василий Комаха стоял спиной к шефу и не видел, как тот вынул пистолет и, не поднимаясь из‑за стола, начал целиться в него.

Прогремел выстрел.

— Ой! — дико вскрикнул Василий, хватаясь за руку. — Зачем? Я все сделаю… Не убивайте! — Он повернулся и увидел ухмыляющееся лицо шефа.