Ядовитое жало - [23]

— Это даже лучше, нежели сам писарь. Теперь Гильдебрандту будет о чем подумать. Ведь ему станет известно, какие документы были в сумке, похищенной партизанами. Знаешь, капитан, мне начинает нравиться твой план… Очень нравится! Только надо еще раз все продумать. Зови комиссара и начштаба, попытаемся общими усилиями заглянуть в душу гауптштурмфюрера. Что в этой темной душе сейчас происходит?

9. Удар

Начальник княжпольского гестапо совещался со своими подчиненными. Такие совещания были редкими ― Гильдебрандт не очень‑то считался с мнением других. Однако за последние дни его положение резко ухудшилось, и он справедливо рассудил, что будет благоразумней часть ответственности за свои решения возложить на чужие плечи.

Сообщение о бое у Черного болота, несмотря на то, что гауптштурмфюрер расписал все в самом выгодном для себя свете, не привело в восторг его начальство. В разговоре по телефону оберштурмбаннфюрер Борцель довольно кисло поблагодарил его за проявленную инициативу и активные действия, но тут же дал понять, что исключительно благоприятные обстоятельства не были использованы полностью. Нужно было знать Борцеля, чтобы понять, что скрывается за этим «к сожалению»… Гильдебрандт понял, что ему объявлен выговор с предупреждением.

Полученное от Иголки сообщение о готовящемся нападении партизан на Будовляны не произвело особого впечатления на начальника гестапо. Он понимал, что Бородач принял такое решение не на холодную голову, а в состоянии ярости, и был уверен, что, успокоившись, проанализировав обстановку и соотношение сил, хитрый партизанский командир откажется от такого рискованного шага. Все же гауптштурмфюрер предпринял все меры предосторожности и почти вдвое увеличил будовлянский гарнизон…

И вдруг разорвалась эта «бомба» ― сегодня утром в Кружно партизаны пытались похитить полицейского писаря и увезти его с собой. Это им не удалось, но в их руках оказалась сумка писаря… Вряд ли все это произошло случайно. Возможно, Бородач готовится напасть не на Будовляны, а на Кружно?.. Мысль эта не давала покоя гауптштурмфюреру. Впервые у него возникло сомнение в отношении Иголки, работой которого он так восхищался: а что если этот агент с ведома партизан водит его за нос? Но ведь все прежние донесения Иголки подтвердились. Тут что‑то не так… Ясно одно ― Бородач задумал какой‑то новый, особенно сложный и коварный ход. Какой?

Ломая голову над этим вопросом, Гильдебрандт рассеянно слушал выступления приглашенных на совещание офицеров.

Говорил лейтенант Заукель.

— Я убежден, что акция с похищением писаря имеет целью отвлечь наше внимание. Обычная хитрость этих негодяев. Они хотят, чтобы мы ждали их в Кружно, а ударят по Будовлянам. У нас нет оснований не доверять нашему агенту.

Заместитель Гильдебрандта ― осторожный и завистливый унтерштурмфюрер Белинберг с сомнением покачал головой.

— Вы не согласны? — резко спросил Гильдебрандт. — Выкладывайте свое мнение.

— Меня смущает история с сумкой. Вполне возможно, охотились не столько за писарем, как за его сумкой. А там списки полицаев, схема города, свежесоставленный график несения караульной службы…

— Господин гауптштурмфюрер, — поднялся долговязый Штемберг, прибывший на совещание из Кружно, — я несколько раз предупреждал, указывал начальнику полиции, чтобы все документы хранились в сейфе, и все же этот болван–писарь иногда таскал их с собой.

— Может быть, писарь с ними заодно? —высказал предположение Белинберг и покосился на начальника. — Инсценировка?

— Инсценировка? — хмыкнул Гильдебрандт, недолюбливавший своего заместителя и не упускавший случая, чтобы подчеркнуть его ограниченность. — Какой в этом смысл? Писарь лежит в больнице с переломанной ногой. Если бы он был сообщником партизан, он просто передал бы им копии документов.

— Хорошо, инсценировка отпадает, — поспешно согласился Белинберг. — Но главное не в этом. Мне кажется, при создавшейся обстановке нужно вернуть в Кружно всех солдат и полицаев, каких мы перебросили оттуда в Будовляны. Вообще я против того, чтобы мы укрепляли один участок за счет других. Нельзя оголять тот или иной объект.

— А вам не кажется, унтерштурмфюрер, что это метод пассивной обороны и ни к чему доброму он не приведет? — едко спросил лейтенант Заукель. — Нельзя допускать, чтобы противник бил нас по частям, нельзя дробить силы.

— По–вашему, будет лучше, если мы соберемся в одном месте, а остальные участки останутся незащищенными? — окрысился Белинберг. — Партизанам только того и надо.

— Нет, не оголять полностью. Я предлагаю другое — активную оборону. Мы можем и должны маневрировать частью своих сил, укрепляя в зависимости от опасности то тот, то другой участок. Сейчас нужно укрепить Будовляны и Кружно.

— Смотря какими группами маневрировать, — не сдавался унтерштурмфюрер. — Можно добегаться…

«Пожалуй, придется поступить, как предлагает лейтенант, ― подумал Гильдебрандт. ― Это многого не даст, но атаки партизан будут отбиты ― они не любят лезть туда, где им дают отпор, ищут легкую добычу. Конечно, если бы я плюнул на трусливые рассуждения Белинберга и сосредоточил почти все силы в Будовлянах и Кружно, можно было бы подготовить для Бородача более серьезные сюрпризы. Сейчас мне нельзя идти на такой риск, нельзя…» И в ушах Гильдебрандта как бы прозвучал скрипучий голос его начальника: «Гауптштурмфюрер, к сожалению… Если Борцель еще раз произнесет эти слова ― прощай заслуженный чип штурмбаннфюрера, можешь не раздумывая готовиться сдавать, дела.