Ядерный принц - [9]

- Ага, - ответил Макс. - Отец недавно опять в Китай катался, привез еще бутыль. Бутыль, как бутыль, а на дне, прикинь, лягушка дохлая. Говорит, что помогает сразу от всех болезней. Естественно, при регулярном потреблении. Че ржешь? Дак отец через эту бутыль столько водки пропустил, что бедное животное совсем прозрачным стало.

- Че твой отец в Китае забыл?

- Да че, опять уникальную разработку китайцам продают. Наверняка за бесценок. А то че их там, в Китае, чуть ли не на руках носят? Хвастался: обеды - из тридцати блюд, экскурсии, то-се, пятое-десятое... На Великую стену возили. Дождь пошел зонты купили. Дождь кончился, наши зонты пытаются вернуть, а китайцы не берут - подарок... Вот так.

Макс разлил остатки водки и просто сказал:

- За нас, значит, и чтоб новый год был лучше старого.

Разговор вился веревочкой в сизых клубах дыма, и душа Сан Саныча уже почти оттаяла, согретая добрыми ладонями друга. Однако водка кончилась, и Максим отлучился до ларьков. Вся горечь и боль последних недель нахлынула на Драгомирова с новой силой и жизнь опять потеряла смысл...

Ни страны, ни погоста не хочу выбирать.

На Васильевский остров я приду умирать.

Твой фасад темносиний я впотьмах не найду,

между выцветших линий на асфальт упаду.

И душа, неустанно поспешая во тьму,

промелькнет над мостами в петроградском дыму,

и апрельская морось, над затылком снежок,

и услышу я голос: - До свиданья, дружок...

(Иосиф Бродский )

В темноту дворов от мерцающих переливов реклам и движущихся манекенов витрин возвращался Максим, втянув голову по самые уши в защитной раскраски курточку, пытаясь укрыться от задувающего за воротник ветра. Его ноги в высоких туго зашнурованных ботинках попеременно соскальзывали с горбатой тропинки, стиснутой с двух сторон сугробами. При каждом неверном шаге что-то обезоруживающе звонко позвякивало в сумке, предательски раскрывая цель утренней вылазки.

Снежинки падали невесомым серебряным дождем на громоздящиеся сугробы, на тропинку, на счастливое лицо Макса. Он представил, как сейчас расскажет другу о своем недавнем приключении в московском поезде... Максим спал на верхней полке, а внизу ехали знакомиться с родителями невесты кавказец и молоденькая девчушка. В дороге молодые ни с того, ни с сего начали выяснять отношения, финалом же оказалось решение вернуться назад. Среди ночи несостоявшиеся супруги сошли с поезда на какой-то промежуточной станции. А утром Макс вместо своего правого ботинка обнаружил помятый левый кроссовок (от слова кроссовки, когда их два) кавказца. Делать нечего, Максим обулся, чертыхаясь и поминая молодожена всеми словами, которые были в его, вообще говоря, богатом лексиконе. В адаптированном виде смысл его причитаний заключался в следующем: "Ну это и чудо ходячее, эко умудрился на свою 45-го размера пятку мой 42-го размера с другой ноги ботинок натянуть, да так, чтобы этого даже и не заметить. Тебе бы только золушку играть, дубина стоеросовая."

Подойдя к дому, Максим не переставал улыбаться, когда его взгляд, скользящий по изгибам хрупких веточек вверх к низкому облачному, абрикосового цвета небу, вдруг зацепился за что-то необычное, неправильное, до глупого нелепое. На перилах балкона стоял человек. "Мой этаж", - обожгло сознание, - "Мой балкон"... "Мой друг..." Человек стоял на перилах, держась левой рукой за кирпичную стену, лицо его было поднято вверх к этому неправильного цвета абрикосовому небу. Казалось, что он о чем-то с кем-то говорил, активно жестикулируя правой рукой. Максим оцепенел на мгновение, мозг перебирал варианты со скоростью компьютера, обгоняя секунды, в поисках единственного правильного решения, но... Человек сорвался с балкона.

- Сашка! - Заорал Максим, и вороны с тревожным карканьем поднялись в воздух.

Безжизненное тело грохнулось с высоты девятого этажа прямо на голые кусты сирени... А снег все сыпался и сыпался сверху невесомым серебряным дождем. Когда через полтора часа наконец-то примчалась трижды вызванная взбаламученными жильцами скорая, Сан Саныч уже почти сровнялся с окружающими сугробами. Метель заботливо накрыла его погребальным саваном.

Однако в машине сознание к нему вернулось.

- Самоубийца, ну что же ты? - стиснув зубы, сквозь слезы юродствовал Макс. - Сломал такой дивный сиреневый куст. Мама его посадила, когда мне было пять лет, а ты его - в лепешку... А как он цвел по весне ослепительно желтыми цветами...

- Желтыми? - спросил самоубийца, едва ворочая губами.

- Желтыми - желтыми, как огонь.

- Значит, одуванчики.

- Ты че? Сирень с гроздьями из одуванчиков? подозрительно переспросил Макс. - Это неслабо. Но пусть будет так... Как ты хочешь... Клюква развесистая...

- Склизкий.

- Склизкий? Кто?- спросил Максим.

- Балкон у тебя больно склизкий, особенно перила.

- Ты знаешь что, в следующий раз уж предупреди заранее. Я тебя очень прошу. Хорошо? Я почищу. Обязательно почищу. Чего не сделаешь ради друга.

- Хорошо, - улыбка слегка тронула губы, - и куст у тебя кривой из одуванчиков... Впрочем, у тебя так всегда...

В больнице врач выдал заключение быстро:

- Ну что тут можно сказать, голубчик. Случай конечно, н-да...