Ядерные ангелы - [19]

Машина мчалась, никем не управляемая, а свет в конце тоннеля отключили за неуплату.

Врезав пару раз кулаком по лысине Заура и столько же – по сизой роже Гордея, я не сумел их разнять. Попытка прорваться через натужно сопящее сцепление рук и тел – ухватиться бы за руль и тем самым избежать аварии с летальным исходом – не увенчалась успехом. Ко всем неприятностям ржавую жестянку Заура обогнал здоровенный черный «Вепрь» и прямо перед ней с визгом остановился, подставив бок. Еще один «Вепрь» затер нас слева. И две точно такие же помеси самосвала и бронетранспортера зашли в тыл.

Заур отреагировал мгновенно. Отпустив Рыбачку и оттолкнув мои загребущие руки, он схватился за руль своей малолитражной колымаги. При всей неказистости тачка оказалась хорошо управляемой. Зауру удалось остановить ее в считаных сантиметрах от подрезавшего нас джипа.

Из «Вепрей» высыпали вооруженные мужчины в серых костюмах.

Волосы у всех были зализаны назад.

* * *

Над операционным столом нависает трехглазая ксеноновая лампа.

Оборудование, инструменты – в том числе на высокочастотном электрическом токе – на передвижной операционной стойке.

Бригада на месте. Все в зеленом и синем. Шапочки, на лицах маски, на руках перчатки. Хирург Лев Аркадьевич Глоссер, он же главврач больницы, по привычке мурлычет под нос незатейливую мелодию: то ли «Калинку-малинку», то ли «Катюшу». Оба ассистента – один должен помогать ему, второй – смотреть на монитор, контролируя все, что происходит во время операции, – после работы собираются оттянуться в ночном клубе, поэтому не прочь начать прямо сейчас. О чем уже в третий раз намекают Глоссеру, который делает вид, что их не слышит. Операционная сестра, дородная дама с внушительными молочными железами и не менее достойным тылом, то и дело поглядывает на анестезиолога, точно ждет от него подвоха. Инженер по медицинскому оборудованию стоит с невозмутимым видом – как всегда абсолютно уверен, что видеокамеры, монитор, свет и остальные примочки будут работать безукоризненно. Впрочем, его уверенность ничуть не мешает лампам иногда перегорать, а контактам отходить. Младшая операционная сестра – наивные васильковые глаза, светлые волосы мелкими завитушками, тщательно заправленными под шапочку – привычно нервничает. Это ее естественное состояние: заламывать руки и чуть ли не заглядывать в рот старшим коллегам.

– По телику вчера говорили в новостях, что скоро нас южнокорейскими роботами заменят. Они операции делать будут. Представьте, нас всех на пенсию, а в больницах будут одни терминаторы работать. А потом они восстанут и… – выдает вдруг анестезиолог, и фигура дородной дамы становится чуть менее напряженной. Дождалась.

– Доктор, вы ведь мне поможете, правда, доктор? – Ярко-рыжие волосы блестят в свете ламп.

Обнаженная пациентка лежит на столе. На ее изуродованное шрамами от ожогов тело нельзя смотреть без содрогания. Удивительно, что она вообще выжила. Феномен.

А вот лицо ее прекрасно. И волосы. Точно такие же волосы были у ее матери.

Улыбаясь, главврач кивает, говорит, а как же, Танечка, конечно, он поможет.

– А еще по телику… – начинает новую байку анестезиолог, но Глоссер его тут же окорачивает:

– Реваз Георгиевич, я бы попросил вас… сменить перчатки. Ваши – дырявые.

– Как это? Не может быть. У меня всегда отличные перчатки, я…

– Реваз Георгиевич. – Главврач непреклонен. – Замените. Но сначала заново вымойте руки. У нас больница, а не столовая для бомжей.

Предлог серьезный, анестезиолог спроважен. Дородная дама внимательно, не моргая, следит за каждым его движением. Ассистенты решают, в какой клуб они завалятся в первую очередь, а в какой – во вторую, назревает спор. Инженеру все до лампочки – в смысле, как раз лампочка перегорела, меняет. Блондинка-медсестра готовится от волнения рухнуть в обморок, не стоит ей мешать.

Убедившись, что никто на него не смотрит, главврач незаметно извлекает из набора анестезиолога ампулу с прозрачной жидкостью и заменяет ее своей. Внешне – не отличить.

* * *

Подобно глазам Господа во тьме безверия светили фонари на бетонных столбах. От палачей, спрятавшихся за бортами «Вепрей», как за крепостными стенами, пахло адреналиновым потом и оружейной смазкой.

– Руки! Покажите мне руки! – визгливо надрывался Мигель, ни на сантиметр не подросший с тех пор, как Заур видел его в последний раз. Те же неполные метр шестьдесят с густыми, ничуть не светлыми волосами.

А потом коротышка замолчал – вместо него заговорило оружие.

С треском продырявилось лобовое стекло «воли», не выдержав напора пуль, выпущенных из черного ПП-19 «Бизон» со шнековым магазином на 64 патрона 9×18 – цилиндром, заодно исполняющим роль цевья. Рамный складывающийся приклад при каждом выстреле врезался в плечо Мигеля.

Так зовут этого палача – Мигель. Его родители вообще без пожитков – практически в чем мать родила перебрались на Украину после того, как Тихуану сначала зачистили правительственные войска, а потом сожгли отряды смерти, подконтрольные полевым командирам наркомафии. Чудом выжили.

Поговаривали, что Мигель нечист на руку и может отпустить грешника за солидную мзду. Если бы это зависело от Заура, брюнет-коротышка давно лишился бы Знака.