Яд иллюзий - [7]

 Вот только судьба не всех угощает сладкими пряниками. Порой у нее возникает злобливое желание пошутить.

 И теперь я снова жила в городе своего детства. В городе, о котором, выясняется, знала настолько мало, что не догадывалась, какое зло могло в нем притаиться.

 Трудно определить, что за нотка тогда во мне зазвучала. Но что делать в таких случаях простому человеку?

 Спрятаться в квартире и не высовываться даже за куском хлеба? Или бросить вызов причине параноидального страха, который, если сразу не пресечь, глубоко внедриться в душу, укорениться и распустит метастазы. Как обезопасить себя от его посягательств?

 Я любила свое тихое, комфортное жилище, и практически не расставалась с домашними стенами, но вряд ли согласилась бы превратиться в агорофобика и сдохнуть от голода или страха, только потому, что какой-то психованный может выбрать меня в качестве своей следующей жертвы.

 Эта актриса, Мирослава Липка, юная и беззащитная, ничем не заслужила такого несправедливого конца для своей цветущей, многообещающей жизни.

  Кем бы ни был убийца, но никто, никакая земная или высшая сила не давала ему право назначать кому-то смертный час. Любое бездушное существо, что сознательно отбирает жизнь у другого, должно быть наказано. Неумолимо, неотвратимо наказано. И пусть не дрогнет рука палача, когда наступит момент воздаяния!

* * *

 Красавец-театр возвышался над  «Белой площадью» несокрушимым Сфинксом.

 Я чувствовала, что могучее белое здание могло поведать о многом, будь у него способность речи. Но оно хранило вечное безмолвие.

 Зато, несомненно, есть люди, которым найдется, что сказать.

 А милиция пусть надеется сама на себя.

Глава 5

Казалось, цель высоких потолков и мраморных стен в большом и светлом холле театра -  внушать исконный трепет перед холодным благородством языческого храма. Портреты местных талантов расположились ровными рядами и горделиво взирали на меня сверху вниз.

 Огражденная от посетителей стеклом, как в аптеке, меня встретила престарелая вахтерша, с важным видом, словно снежная королева, восседающая на троне вахты. Руки с деловито скрещенными пальцами неподвижно покоились на столе. На голове, будто сказочный чурбан, красовался высокий старомодный начес из искусственных каштановых волос. В точности такие же холодные и блеклые как стены холла глаза смотрели от чего-то строго и неприязненно.

 – Здравствуйте, – обратилась я в окошко. – Вы не подскажите, как можно увидеться с руководителем «Молодой сцены»?

 Две бесцветные стеклянные бусины скользнули по мне с придирчивой оценкой, а на узком сухом лице недовольно стянулись в тонкой полоске губы вахтерши. Когда она заговорила, рот ее почти не открывался, только немного подрагивал, пропуская мало разборчивый скрипучий звук, словно приоткрывалась крышка старого сундука.

 – Что такой у всех интерес к руководителю сегодня? То милиция пожаловала… А тебе что надо?

 – Я из газеты. – В эту фразу я постаралась вложить максимум достоинства и самоутверждения. Но, поняв, что этого не достаточно, добавила уже обстоятельнее:

 – Разумеется, по делу.

 – Удостоверение покажи, – ничуть не оттаяла вахтерша.

 Я тряхнула сумочку, мысленно отдавая должное старой привычке ничего из нее не выкладывать и, не смотря на весь сыр-бор, там всегда находилось именно то, что могло пригодиться, в том числе и удостоверение корреспондента.

 «Снежная королева» нацепила на переносицу очки и через толстые выгнутые линзы вчиталась в предоставленную пластиковую карточку, поглядела исподлобья, составляя идентификацию, и проворчала, наконец, куда-то в нос.

 – На фотографии волосы длинные, ее менять надо… Как я знаю, что это ты? Машут они мне тут непонятно чем...

 – Простите, – напомнила я нетерпеливо. – Вы мне скажете, где я могу найти руководителя?

 Вахтерша снова недоверчиво осмотрела меня.

 – Глаза вроде твои... Повернешь налево, дальше прямо по коридору, последняя дверь.

 Не успела я отойти на полшага, как она забубнила себе что-то под нос. Похоже, это являлось ее любимым занятием, которое мне не посчастливилось прервать своим появлением...

* * *

 Когда я внедрилась в кабинет, пышная круглолицая женщина лет сорока громко плакала, сотрясаясь всем телом и роняя крупные слезы на дощечку отполированного стола. Она не заметила, как я вошла, да и вряд ли это обстоятельство ее интересовало.

 Я догадалась, что это и есть руководитель «Молодой сцены» – Лариса Михайловна, как сообщала небольшая табличка на входной двери.

 В убогой обстановке кабинета резкий запах валерьянки смешался с застоявшимся запахом дешевых сигарет, и, хотя единственное окно было распахнуто настежь, но духота все равно оставалась здесь, плотно вжимаясь в небольшое помещение и отбирая возможность свободно дышать.

 Возле женщины сидели две девушки и парень. С трудом подавляя истерику, они производили очень слабые и, судя по всему, бесполезные попытки утешить руководителя.

 – Бедная моя девочка, – стонала женщина, глотая слезы. – Умница моя…

 Бумажные салфетки в трясущихся руках превращались в бесформенные комки, она то разрывала их, то снова складывала, совершенно не владея собой от несчастья.