Яд для Моцарта - [44]

Только героическим усилием воли великий композитор заставил себя остаться и выдержать эту публичную казнь. Так он и просидел в гордом одиночестве, стиснув челюсти и вцепившись в подлокотники кресла. Дмитрий Дмитриевич был готов к предстоящему испытанию, он знал, что его будут обвинять в формализме: видите ли, он писал музыку не того характера и содержания, которое было угодно партии. Все, что происходило вокруг, было занавешено туманной пеленой, предохраняющей воспаленный и кипящий мозг от перегорания.

Смутно помнится, как один за другим на трибуну, установленную перед сценой, выходили безлико-серые люди и заранее сформулированными манифестными лозунгами с пафосно-обличающей интонацией и непроницаемым взором выкрикивали что-то, по всей видимости, слова. Иногда из-за трибуны виднелся мелко подрагивающий кончик хвоста очередного выступающего, а впрочем, это скорее бред воспаленного воображения…

И напоследок громкие слова, которые врезались в память, несмотря на все старания забыть, выбросить, как негодный хлам:

– Гражданин Шостакович не отвечает своей низкой квалификацией званию профессора, которое носит! По этой причине Приказом Министерства культуры и образования Союза Советских Социалистических Республик с сегодняшнего дня текущего года Шостакович уволен из консерватории как ПРОФЕССИОНАЛЬНО НЕПРИГОДНЫЙ!

steps to macabre

К тому времени композитор понял, что против него ведется самая что ни на есть серьезная война. Ножи и камни летели один за другим, успевай только уворачиваться. Он начал бояться – не за себя, конечно. Он опасался, что месть негативных сил будет направлена и на его детей. Известно, что лучший способ обезоружить врага – это взяться за устранение его близких.

Всякий раз, когда он давал сыну ключи от машины, его охватывало непреодолимое чувство страха. Перед глазами возникало то давнее автопроисшествие, которое могло бы лишить его жизни, если бы не отличная реакция и инстинкт самосохранения.

Отправляя Максима в поездку, он не находил себе места и по прошествии десяти минут начинал накручивать диск телефона, пытаясь дозвониться до пункта назначения, куда Максим должен был приехать. На разумные возражения окружающих, настаивающих на том, что невозможно преодолеть расстояние в тридцать километров, часть из которых относились к зоне городского движения, за каких-то десять минут, он не обращал никакого внимания и не отходил от телефона до тех пор, пока на другом конце провода не звучал запыхавшийся голос благополучно добравшегося до места сына.

С каждым днем Шостакович все более ощущал, как что-то мешает его свободному дыханию, и поначалу это не относилось к области физиологии. Вокруг него сгущались потоки воздуха, пропитанного ядовитыми веществами. Яд медленно проникал в организм – с дыханием, сквозь поры на коже, пронзал мозг музыкой бездарностей, беспрерывно выливавшейся из черных прямоугольных ящиков, пущенными стрелами недоброжелательных и завистливых взглядов серых людей…

Все это подтачивало композитора извне и изнутри, лишало его жизненных сил и энергии и в результате неотвратимо привело к обострению болезни, поселившейся в нем с давних пор. Врачи обнаружили в его организме ярко выраженную тенденцию к постепенному отмиранию мышц. Для первого удара болезнь, руководимая ядовитыми веществами, выбрала один из немногочисленных счастливых моментов в жизни Дмитрия Дмитриевича – день свадьбы его сына. Чтобы не сильно радовался, чтобы со всей отчетливостью понял, что он обречен на пожизненное несчастье.

На лестничной площадке, среди куривших и балагуривших гостей, отца жениха, только что задорно смеявшегося над очередным анекдотом, внезапно обнаружили распростертым на полу. Все бросились его поднимать, кто-то кинулся к телефону, вызывая «Скорую»…

При падении Шостакович сломал ногу, и врачи забрали его в больницу. Перепуганные гости наблюдали жутковатую картину, как из квартиры на носилках выносили неподвижное тело композитора. Он не говорил ни слова. Из-под очков были видны широко распахнутые глаза. Удар оставил ему в довесок ясное сознание, дабы композитор почувствовал унижение, ощутил свою слабость и беззащитность перед могуществом вражеских сил. Это было первое серьезное предупреждение.

scherzo ironico

Длинная-предлинная очередь в кассу кинотеатра. Мимо прогуливается парочка – молоденькая девушка с парнем под ручку. Слышится их непринужденный разговор.

– Ой, посмотри, Ваня, куда это такая длинная очередь выстроилась? Наверно, какой-нибудь дефицит дают? – интересуется девушка, с любопытством озираясь вокруг.

Парень тоже оглядывается, привстает на цыпочки, пытаясь определить пункт назначения, куда уходит голова очереди.

– Да это в кино за билетами, – объясняет он, так как с высоты двухметрового роста ему виден изгиб очереди, минующей несколько дверей продуктовых магазинов, и приводящей к маленькой двери здания кинотеатра.

– Наверно, что-то интересное показывают, – вздыхает девушка, втайне лелея надежду о том, что когда-нибудь и ей удастся попасть на киносеанс. В столице она еще недавно и в кино побывать еще не успела, но то, что ей приходилось слышать о кинотеатре, ей ужасно понравилось.