Яд для Моцарта - [22]

«…Франц, собственно говоря, до смерти влюблен в молодую графиню Эстергази. Он и помимо часов занятий иногда приходил в графский дом под защитой и охраной своего покровителя Фогля /Ах, вот как?! Выходит, этот высокомерный наглец Фогль заделался его покровителем?!!/, который общался с князьями и графьями, как с равными. /Еще бы, ведь этот выскочка позволит себе распушить хвост даже перед императором! И как только Франц терпит его рядом с собой…/ Шуберт при этом охотно оставался в тени, был молчалив с обожаемой ученицей и все глубже вгонял себе в сердце любовную стрелу. Для лирического поэта, как и для композитора, несчастная любовь, если она не слишком несчастна, может иметь свои положительные стороны, повышая его субъективную восприимчивость и придавая стихам и песням, на которые она вдохновляет, краски и тона прекраснейшей действительности…»

/Дальше можно не читать: Бауэрнфельд, как всегда, пустился в философствования. Неисправимый оптимист. Во всем найдет что-нибудь положительное. Наверно, даже после собственной смерти облегченно вздохнет и порадуется, что наконец-то ему не нужно каждое утро вставать с постели и умываться.

Значит, Франц увлечен… Что ж, пусть потешится. Я вовсе не собираюсь ревновать – наши отношения всегда будут на порядок выше, даже несмотря на то что мы врозь. Я продлю свое отсутствие еще какое-то время. Возвращаться сейчас было бы крайне неуместно. Но как только эта девица ему надоест (или наоборот – он ей), я должен вернуться, чтобы выполнить то, что мне препоручено. Главное не упустить момент…/

leggiero con grazia

По аллеевой дорожке вдоль аккуратно посаженных деревьев прогуливались двое. Она – в пышном шелковом платье – на полшага впереди, со сложенным веером в изящной тоненькой руке. Темные кудри, уложенные симметрично по обеим сторонам очаровательной головки, покачивались в такт ее легкому шагу. Августовский полдень солнечными бликами плясал на ее полуобнаженных плечах, играл в камешках драгоценных сережек и изящного ожерелья.

Она была чудо как хороша, она была само совершенство, и потому молодой человек, неслышно ступающий рядом, был чрезвычайно стеснителен и робок.

– Господин Шуберт, я слышала от вашего друга Фогля, на днях вы плохо себя чувствовали? Что же вы понапрасну мучите себя и всякий раз исправно приходите на занятия? Папа нисколько не будет против, если вы отдохнете некоторое время, поправите здоровье…

Спокойный и глубокий, мягкий и проникновенный голос отозвался мелодией неземной красоты. Шуберт, шагающий в полуметре от божественного создания, залился краской.

«Ох, уж этот Иоганн! До чего же длинный язык у этого несносного человека! Стоит мне чихнуть, как он тут же разнесет в округе весть о моей грядущей кончине! Как бы не забыть устроить ему по возвращении хорошенькую взбучку. Теперь в Ее глазах я выгляжу хилым и немощным калекой…» – подумалось Шуберту, но вслух он произнес совершенно иное, и как можно более твердым, убедительным тоном:

– Дражайшая Каролина, наш друг Иоганн, как всегда, преувеличивает. Не беспокойтесь – мое здоровье в полном порядке, я чувствую себя превосходно.

– Ах, господин Шуберт, не считайте меня настолько бездушной! Можете не обманывать и не усыплять мою бдительность: я и без намеков ваших друзей прекрасно вижу, что вам стало хуже. В последнюю неделю вы чрезвычайно бледны.

– Графиня, прошу вас, не стоит об этом, – вполголоса попросил донельзя смущенный Шуберт. – Не видеть вас для меня еще более мучительная пытка…

Девушка вздрогнула и ускорила шаг.

– Наверное, нам уже пора возвращаться, – проговорила она, и в голосе ее дрожала едва уловимая грусть. – Скоро подадут обед, а потом вы, господин Шуберт, должны будете выполнить свое обещание! Помните?

ritardanto con amore

Франц коснулся взглядом ее миловидного личика, обращенного к нему в полупрофиль. В ее зеленоватых глазах утопал солнечный поток…

– Франц, вы меня слышите?

a tempo

– Простите, Каролина, я задумался. Со мною так иногда бывает.

– Я спросила, помните ли вы о том обещании, которое дали нам накануне? – терпеливо повторила девушка.

– Да, разумеется! – горячо заверил ее рассеянный Шуберт. – Я принес Фантазию с собой. Она готова и ждет часа, когда ей будет позволено коснуться вашего слуха.

– Чудесно! – улыбнулась Каролина и взяла робкого композитора под руку. – Так пойдемте же скорее, нас уже заждались! К тому же мне не терпится послушать ваше очередное творение. Уверена – оно ничуть не менее великолепно, чем предыдущие!

– Вы мне льстите, графиня…

– Нисколько! Но если вы считаете, что я плеснула слишком большое количество сиропу, то я немедленно пожурю вас: за лето, проведенное с нами, вы сочинили так много прелестных вещиц, но ни единой из них не посвятили мне. А еще называете меня вашей любимой ученицей!

Шуберт вспыхнул и остановился, осторожно высвободил руку Каролины и пристально посмотрел ей в глаза:

– Зачем же?.. Вам и без того все посвящено…

grave funebre alla sarabanda

– Он умирал быстро. Болезнь, та старая болезнь, которая сидела в нем несколько последних лет, за пару месяцев набрала силу и сожгла его. Никто не успел осознать, что это может окончиться так печально. Ему было всего тридцать один год, разве это возраст для того, чтобы покидать сей бренный мир?