Яд Борджиа - [164]

– Это справедливо, как евангелие, исключая безуспешности, – с громким смехом подхватил Орсини. – Расскажи нам, друг неподкупной правдивости, расскажи, где и как ты провел ночь после судейского разбирательства. Скажи нам это, по крайней мере, в такой мере, в какой ты можешь признаться в этом, не вызвав краски на лице этой целомудренной Лукреции.

– Отвечайте ему, рыцарь, не только перед лицом всех присутствующих, но и Того, Кто над нами, – с жаром сказала Лукреция. – Отвечайте ему, потому что я также обвиняю вас в несправедливой и вероломной клевете.

– И вспомните, – вмешался Альфонсо, – что вы хвалились передо мною, будто эта высокопоставленная особа назначила вам в ту ночь тайное свидание в Ватикане.

– Не робей, юноша, – внезапно подхватил Цезарь, – тебе надо сознаться лишь в мальчишеском хвастовстве.

Не доставало только этого, чтобы ярость Реджинальда переступила всякие границы.

– Нет, герцог Романьи, нет, мнимый рыцарь и вероломный государь! – воскликнул он. – Я скорее согласен открыть перед всеми присутствующими то, в чем ты уверял меня вчера с целью припугнуть и выведать от меня тайны рода Орсини. Ты сам подкупил лживую ведьму, и она заманила меня в одно место, куда я пошел с трепетной надеждой, не смея сознаться самому себе в руководивших мною чувствах. Но все это было одно безумие, предательство, низость, и я поплатился за свое легковерие горькой насмешкой обманутого ожидания в ту ночь или готов поплатиться теперь так, как вы прикажете, благородная синьора.

– Молчать! Все ли ты рассказал о глупой шутке, затеянной мною, чтобы показать тебе твою собственную нелепую глупость? – со смехом сказал Цезарь, наполовину удивленно, наполовину весело. Но он смеялся один.

– Как, Цезарь, ты осмелился позволить себе такую, как ты говоришь, шутку со мною, с добрым именем своей сестры? – воскликнул папа, ярость которого, казалось, была готова переступить все границы, но, к счастью для Цезаря, она нашла себе другой исход.

– Пусть так, – подхватил Паоло, выпучив глаза, как одержимый злым духом. – Но ты, иоаннит? Разве тебе нечего сказать относительно того, что даже отвергнутый Орсини с удовольствием отказывается теперь от всякого притязания на руку этой сиятельной синьоры.

– Да, нечего, и я падаю здесь на колени от имени Альфонсо Феррарского и смиренно предлагаю ей жениха, которому никакой Орсини не осмелится стать поперек дороги, – ответил Альфонсо, почтительно склоняясь к ногам Лукреции.

– Во имя всех святых, замолчим и постараемся очнуться от этого странного сна! – воскликнул Цезарь, вне себя от изумления. – Говорите, синьор Бембо, не дурачат ли нас этими красивыми речами? Какого рода полномочие имеет этот человек от государей Феррары?

– Всякого рода, какое ему понадобится, – ответил Бембо.

– Ну, а ты, Лукреция, что скажешь на это? – воскликнул Цезарь с невыразимой тревогой и удивлением.

– Говори откровенно, Лукреция! Ведь мы согласны с тобою в этом деле, и я охотно разрешаю тебе вступить в брак с принцем Феррарским? – спросил папа, поглядывая на Орсини, как лев, готовый сделать прыжок.

– Это так же верно, как то, что я принимаю это кольцо. В нем я желала бы найти бриллиант, который может сокрушить одна смерть, – ответила Лукреция. – Я и все эти прекрасные синьоры, заседающие на судейских местах, единодушно находим, что истинную рыцарскую славу стяжал только этот благородный и безупречный рыцарь, и ему присудили мы венок за турнир в Колизее.

С этими словами она приняла от коленопреклоненного иоаннита драгоценный бриллиантовый перстень, а герольд увенчал его чело давно оспариваемым венком победы. Папа тотчас поднялся и с радостным торжеством, которое он и не думал скрывать, преподал обрученным свое благословение.

– Все это очень хорошо, но бесповоротного решения пока еще не последовало! – с диким хохотом воскликнул Паоло. – Посланник образцовой верности, я позабочусь о том, чтобы похвала вашему посредничеству раньше вас достигла Феррары. Если же тем временем милостивейшему повелителю Романьи интересно узнать, почему мы не завидуем принцу, удостоенному награды, то я скажу ему под видом загадки сфинкса, почему соучастие в вине доказывает невиновность.

– Так вот, вы с союзными вам дворянами и сделаетесь соучастниками вины и приметесь доказывать свою невиновность, немедленно приступив к осаде Болоньи! – запальчиво сказал папа. – При этом, в случае надобности, вас поддержит оружие нашего могущественного и послушного сына, герцога Феррарского, и мы повелеваем вам тотчас выступить из Рима под предводительством нашего хоругвеносца со всеми своими военными силами, герцогу же Романьи поручаем исполнить наш приказ в течение двух дней. Что же касается тебя, дерзновенный молодой англичанин, то, если завтра, на закате солнца, ты, или кто-либо из твоей свиты замешкаетесь еще в Риме, вы не выйдете отсюда до тех пор, пока стены замка Святого Ангела будут достаточно крепки, чтобы удержать вас.

Без дальнейшего формального прощания и не замечая Цезаря, папа оперся одной рукою на плечо Альфонсо, подал другую своей дочери и удалился, между тем, как все общество переглядывалось в величайшем смущении.