Яд бессмертия - [45]

— Буду иметь в виду. — Ева засунула руки в карманы и не удержалась от ухмылки, провожая Касто взглядом. — Стильный мужчина.

— И фигура — пальчики оближешь! — добавила Пибоди. — Это я так, к слову.

— Согласна с вами, Пибоди. Ладно, одно сражение мы выиграли. Теперь постараемся победить во всей кампании.

Ева так добросовестно трудилась над рапортом, что у нее от напряжения заболели глаза. Направив копии всем, кому следовало, она отпустила Пибоди и подумала, что имеет полное право отменить встречу с психиатром: надо же когда-нибудь и отдохнуть.

Тем не менее в назначенный час она сидела в приемной доктора Миры, вдыхая знакомые запахи травяного чая и приятных духов.

— Рада, что вам захотелось ко мне заглянуть. — Мира закинула ногу на ногу. Ева обратила внимание на ее шелковые чулки и новую прическу — короткую стрижку, сменившую пучок на затылке. Зато глаза остались прежними: синими и спокойными, всепонимающими. — Хорошо выглядите!

— Со мной все в порядке.

— Нелегко в это поверить, учитывая последние события в вашей жизни — как профессиональной, так и личной. Подозрение в убийстве, павшее на лучшую подругу — серьезное испытание. Как вы с этим справляетесь?

— Просто делаю свое дело. То есть вывожу из-под удара Мевис и пытаюсь выяснить, кто ее подставил.

— Вы не видите здесь противоречия?

— Нет. Я много думала об этом… — Ева провела ладонями по коленям: на приеме у Миры у нее всегда потели ладони. — Будь у меня малейшее, самое микроскопическое сомнение в невиновности Мевис, то проблема бы наверняка возникла. Но сомнений нет — и моя совесть спокойна.

— Рада за вас.

— Разумеется, мне будет в тысячу раз спокойнее, когда я завершу расследование и полностью сниму с нее подозрение. Но, признаться, договариваясь с вами о встрече, я волновалась гораздо больше, чем сейчас. Теперь я полностью контролирую и себя, и события.

— Это для вас очень важно?

— Конечно. Я не могу нормально работать, если штурвал находится не у меня.

— А в личной жизни?

— Ну, кто же сможет отнять штурвал у Рорка?

— Значит, в ваших отношениях верховодит он?

— Верховодил бы, если дать ему волю. — Ева усмехнулась. — Наверное, он сказал бы то же самое обо мне. Кажется, мы с ним только тем и занимаемся, что оспариваем друг у друга главенство. Но в конечном счете плывем в одном направлении. Он меня любит…

— Это вас удивляет?

— Признаться, да. Меня ведь никто никогда не любил. Я понимаю, для некоторых это просто слова, и им ничего не стоит их произнести. Но для Рорка это больше чем слова! Он видит мое нутро, и оно его не отпугивает…

— А должно бы отпугнуть?

— Не знаю. Самой себе я не всегда нравлюсь, а ему — всегда. Во всяком случае, он меня понимает. — Только сейчас Ева сообразила, что именно это ей и следовало обсудить с доктором Мирой — темные закоулки души. — Наверное, так происходит потому, что у нас обоих было очень тяжелое детство. В возрасте, когда лучше этого не знать, мы уже знали, какими жестокими бывают люди. Что власть, оказавшаяся в дурных руках, не просто портит — калечит. Рорк… До встречи с ним я просто не знала, что такое любовь. Я занималась сексом, но не чувствовала ничего, кроме физического удовлетворения. Мне никогда не была доступна настоящая… Близость? Я правильно выбрала слово?

— Совершенно правильно. А почему то, что происходит между вами, вы назвали близостью?

— Потому что с ним можно только так! Ведь он… — Ева почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы, и поспешно их утерла. — Он открыл внутри меня что-то такое, что сама я боялась открыть. Вернее, он каким-то образом завладел той частью моего естества, которую я считала отмершей. Мне всегда казалось, что я высохла душой в детстве, когда…

— Вам станет лучше, если вы найдете для этого слова, Ева.

— Когда меня насиловал родной отец! — Она вздохнула так, что чуть не лопнули легкие, и больше не пыталась сдерживать слезы. — Это было насилие, надругательство, боль… Он употреблял меня как последнюю шлюху, а я была еще слишком мала и слаба, чтобы этому воспротивиться. Он наваливался на меня, а если я пыталась увернуться — связывал. Избивал так, что у меня заплывали глаза, зажимал ладонью рот, чтобы я не могла кричать. Он насиловал меня так яростно, что я уже не знала, что хуже — само унижение или нестерпимая боль. Мне никто не мог помочь! Оставалось только в страхе ждать следующего раза…

— Вы понимаете, что себя вам не в чем винить? — тихо спросила Мира. Сейчас, когда нарыв прорвался, она старалась осторожно и тщательно выдавить весь гной. — Ни тогда, ни сейчас. Никогда.

Ева вытерла со щек слезы.

— Когда я приехала в Нью-Йорк, мне хотелось поступить в полицию. Ведь полицейские призваны бороться за справедливость, они сами вершат судьбы, хватают за руку преступников. Все казалось просто. Но, прослужив какое-то время, я увидела, что некоторые полицейские тоже паразитируют на слабых и невинных. — Она уже дышала ровнее. — Нет, виновата была не я, а он и люди, делавшие вид, будто ничего не видят и не слышат. Но мне по-прежнему приходится жить с памятью о своем страшном детстве. Когда я не помнила, мне было гораздо легче.