Яблоко для тролля - [41]

Вам не доводилось испробовать? Ворона, кувыркнувшись, с неудовольствием и странно знакомо склонив голову, глядит на взмокшего бессмертного, но он больше не отвлекается на мелочи. Спешит за город хоронить свою А. Неотвязная птица летит следом. Мало ей здесь трупов?

Вот и редкий лесок. Это полянка довольно мила, не правда ли, Душа моя? Тебе тут понравится.

Ноша спускается наземь, роется могилка. Лопаты, конечно, нет, но сухая почва будто сама расступается под руками. А уже в яме земля смыкается. Образуется холмик, покрывается травой и рыжими цветочками. Печальный, но удовлетворенный завершением важного дела, Тролль садится на зарастающую могилку и чувствует, что злые ростки толкают его снизу, щиплют за зад через штаны, спихивают с холмика. Теперь это их место, их законная добыча. Но он не встанет, он намерен ждать целую вечность, пока Душа вновь не вернется к нему. Упрямая ворона каркает где-то поблизости.

Цветочки, птички, мирный тлен, тихая грусть — я дождалась-таки желанной пасторали… …и тут же поняла, что у меня нет вечности, а у Дольки — другой жизни. Рванулась из вязкой паутины эмоций Тролля, сон задергался, пошли волны, помехи, «кину» — конец. Последним кадром четко проступил неожиданный здесь и строгий Геничка с вороной. Та сидела на его плече уверенно, как на толстой ветке дерева. Понятно, почему зверюга казалась знакомой — это птица Крак. Геничка улыбнулся ободряюще и мягко приказал: «Пора». Меня вышибло из остатков сна. Оказывается, я так и просидела столбиком все это время, держа Долли за руку. … а она умирала.

Долька, не уходи! Ты нужна мне.

А Душа его с ним играет

и в руках всегда умирает.

… Лети на небко…

Может, порыдать?

56

Хоть кто-то в этой долбаной больнице собирается спасать мою Дольку? Я отчаянно застучала по кнопкам вызова от «хочу пописать» до «мамочки, пожар!» На пульте, расположенном за стеклом бокса, лампочки замигали, как подвыпившая новогодняя гирлянда, но никто к нам не заспешил. Где эти сраные медики, спят что ли? Какое сейчас время суток, мне было неведомо: в отсутствие окон в палате постоянно горел ровный бесстрастный свет. Как на ринге. За стеклом же в настоящий момент было темновато, и видно хреновато, что там творится. Кажется, в тумане сумерек роились-таки смутные тени. Ага, одна отделилась от компании и ткнулась носом в невидимую стену. Знакомая образина! Со стороны отгородившегося от нас человечества насмешливо пялился на агонию больной и мое бессильное отчаяние суперкрасавец, лучезарное светило от науки и недавний посетитель в одном флаконе — чересчур белобрысый для черта Мефистофель. Взгляд его холодных очей внушал твердую уверенность в отсутствии поползновений врачей исполнить свой долг. К чему? Больная все одно помрет, рано или чуть позже. Лишние минуты бестолковой долькиной жизни нужны были только мне. Я, как обещала, опять схватилась за ее руку и приготовилась встречать вместе с ней гнусную гостью — Смерть. Я чувствовала, что похожу на Тролля из недавнего сна: ты помирай, а я провожу, поплачу, цветочки на могилку положу.

Не нужно было придумывать такую сказку, слишком она смахивает на правду. Между прочим, что там стонал главный герой? Кажется, «ужасно нечестно». Вот именно. И еще было: «Забыл, все забыл!» Интересно, о чем забыл?

Эта простая и вроде бы нейтральная мысль вдруг выскочила из сознания и пыточным колесом прокатилась по телу, ответившему невыносимой болью. Меня трясло, будто к каждой клеточке подсоединили персональные электроды. Самое забавное состояло в том, что я могла с этим справиться, но втыкать палки в пыточное колесо не стала. Боль работала на меня, она была необходима мне и, какимто образом, Дольке. Я это чуяла. Я что-то забыла, и я вспомню. Прятаться от себя и дальше на манер Тролля не представлялось достойным. Боль нарастала, подоспел на помощь где-то подзадержавшийся было ужас, парочка весело набросилась на бедное самодовольное некогда, а теперь смачно хрустевшее на зубах, сознание, пожрала, и родилась, наконец, истинная Я.

57

Правильнее сказать, проснулась. Поскольку была всегда. Блаженно потянулась (боль прошла), с восторгом расправила прежние, зачаточные ощущения, стряхивая остатки кокона. Бутончики новых возможностей с хлопком развернулись, демонстрируя броский аромат звуков, твердое стаккато поверхностей, мягкие дуги магнитных полей, жесткие капли квантов света, цветную мешанину салата людских эмоций и прочую мельтешню, густо заселяющую пространство. Все слоилось, накладывалось, агрессивно выпирало, куражилось, кружилось, поочередно высовывалось на первый план, оглушало, пугало, дико восхищало, вопило: «А вот еще я есть! Гляди-гляди, какое красивенькое» и хватало острыми зубками за полы одежд в ажитации, что нашелся некто, способный оценить безумную мистерию. Я в обалдении зажмурила уши, заткнула глаза и откусила нос. Не помогло. Жизнерадостное пространство лезло внутрь прямо через кожу. В отчаянии я скомандовала мирозданию: «Цыц!», и пространство подуспокоилось, умерило прыть и поступило на службу. Частично, разумеется.

А Долька моя тем временем умерла.