Яблоки Тьюринга - [5]

Он ухмыльнулся и добавил:

— Или трёхсмысленности. Или четырёх.

— Так они умнее нас.

— О, да. И это доказывает, — если нам нужно такое доказательство, — что сообщение не адресовано конкретно нам.

— Ну да, ведь иначе они бы его адаптировали. Как ты думаешь, насколько они умны? Определённо умнее нас, но…

— Есть ли пределы? Что ж, может быть. Можно представить, что старая культура может после постижения всех важных истин Вселенной выйти на плато, технологический оптимум для своих нужд… Нет причин полагать, что прогресс должен непременно идти вперёд и вперёд, всегда. С другой стороны, у обработки информации могут быть свои фундаментальные пределы. Быть может, работа слишком сложного мозга легко нарушается, случаются перегрузки. Или находится компромисс между сложностью и стабильностью.

Я подлил ему ещё кофе.

— Я был в Кембридже. Я привык общаться с существами умнее меня. Предполагается, что я почувствую себя деморализованным?

— Зависит от тебя, — оскалившись в улыбке, ответил Уилсон. — Но для нас «орлята» — совершенно новая категория. Это не встреча инков с испанцами, не просто технологический разрыв. У тех и у тех была общая человечность. Может оказаться, что пропасть между нами и «орлятами» непреодолима в принципе. Помнишь, отец читал нам «Путешествия Гулливера»?

Воспоминание заставило меня улыбнуться.

— Те говорящие кони напугали меня до смерти. Они были куда умнее нас. А как повёл себя с ними Гулливер? Он был раздавлен благоговением. Он пытался копировать их образ мыслей, и даже когда его вышвырнули вон, с тех пор он всегда презирал свой вид — ведь лошади оказались куда лучше.

— Страшная месть мистера Эда[1], - сказал я.

Но в таком юморе брат никогда не был силён.

— Может, это и есть наш путь — мы будем копировать «орлят» или отрицать их. Быть может, само знание о том, что существует раса умнее нас, окажется приговором.

— А публике об этом сообщают?

— О, да! Мы сотрудничаем с NASA, а у них чётко выраженная политика открытости. Кроме того, утечек полно в самом Институте. Нет смысла даже пытаться сохранить всё в тайне. Но мы выкладываем новости постепенно и обдуманно. Мало кто обращает внимание. Ты же не обратил, верно?

— И как ты думаешь, что в этом сигнале? Какая-нибудь супер-энциклопедия?

Уилсон фыркнул:

— Может быть. Именно такую надежду лелеют оптимисты. Но когда европейские колонисты пристали к новым берегам, первым их побуждением было раздать не энциклопедии или исторические трактаты, а…

— Библию.

— Да. Или там что-нибудь менее разрушительное. К примеру, какие-нибудь шедевры искусства. Зачем им это? Может, это погребальный костёр. Или могила фараона, полная сокровищ. Смотрите: мы были здесь, и вот какими великими мы стали!

— Так что же ты хочешь от меня?

Он заглянул мне в лицо. Мне казалось, брат в фирменном неуклюжем стиле явно пытается добиться, чтобы я выполнил то, что он хочет.

— Ну, а ты как думаешь? По сравнению с расшифровкой сигнала любой из языков древности — сущие пустяки, к тому же у нас нет никакого розеттского камня.

Послушай, Джек — наши компьютеры по обработке информации в Институте теоретически очень умные, но их мощность ограничена. Когда процессоров и памяти не хватает, они становятся немногим лучше вот этого наладонника, — ответил он, махнув карманным компьютером. — А твои программы обработки на порядок мощнее.

Программы, которые я разработал и поддерживал, обрабатывали бесчисленное множество данных по каждому человеку в стране, начиная от ежеминутных перемещений на личном или общественном транспорте, до конкретного названия просмотренных порнофильмов и способа спрятать его от партнёра. Мы отслеживали шаблоны поведения и отклонения от этих шаблонов. «Террорист» — понятие широкое, но оно хорошо подходит для описания того современного явления, которое мы искали. Террористы были иголкой в стоге сена, в котором остальные были миллионами отдельных соломинок.

Постоянный поток данных требовал гигантских объёмов памяти и числа процессоров. Несколько раз мне доводилось видеть компьютеры в бункерах Хоум-Офиса: гигантская сверхпроводящая нейросеть в помещениях настолько холодных, что перехватывает дыхание. Ни у промышленности, ни у научных учреждений ничего подобного и близко нет.

Потому-то сегодня, понял я, Уилсон ко мне и обратился.

— Хочешь, чтобы я прогнал твой внеземной сигнал через мои компьютеры, так? — спросил я. Брат моментально поймал меня на крючок, но я не собирался это признать. Пусть я и отказался от научной карьеры, но, думается, любопытство горело во мне ничуть не меньше, чем в Уилсоне. — И как ты предлагаешь мне получить разрешение?

Он отмахнулся от этого вопроса как от несущественного.

— Что мы ищем, так это шаблоны, запрятанные глубоко в данных, до самого дна — любой распознаваемый элемент, который позволит раскодировать всё… Думаю, ту программу, которая выискивает шаблоны моего использования транспортных карт, в любом случае можно адаптировать для поиска корреляций в сигнале «орлят».

Вызов беспрецедентный!

— Вообще-то, это не так уж плохо. По-видимому, пройдут годы и поколения, прежде чем мы расшифруем сигнал — если вообще расшифруем. Как поколениям эпохи Возрождения потребовалось определённое время, чтобы оценить наследие античности. Фактор времени послужит профилактикой культурного шока.