Я знаю о любви - [7]

— Смейтесь! — сказала она. — Смейтесь, если хотите. Но я докажу вам, кто прав. Придите ко мне через год, и я буду носить драгоценности на этих руках, как хотел отец.

— Ничего подобного отец не имел в виду, — сказал Ларри, — он хотел, чтобы ты стала леди, готовой носить кольца, если придется, но и готовой выполнять настоящую ежедневную работу для своего мужа, если это понадобится.

Роза разозлилась.

— Меня тошнит от твоих нравоучений, Ларри. Ты не понимаешь женщин — ты ничего о них не знаешь! Ты думаешь, они как… как коровы. Как та кроткая малышка Брайди Коннелли, которую ты обожал в Дублине. Но мы не все такие — я другая.

Ее голос стал пронзительным.

— Через пять лет куплю и продам вас всех! Я не буду стирать рубашки!

Старшие братья недоуменно уставились на нее. На трех лицах было написано смущение. Она вбила клин между ними. Насмешки и уколы обернулись правдой.

— Ну, ладно, не смотрите на меня так. Я пошутила, вы же знаете. Все, что у меня было, я всегда делила между вами…

— Спасибо, — сказал сердито Пэт. — Пройдет много времени, прежде чем я что-либо приму от женщины…

Теперь они готовы были поссориться всерьез, их лица исказились гневом. Я быстро повернулась к младшему Кону.

— А ты, Кон, не скажешь, что будешь делать теперь, когда ты почти уже мужчина?

Он глубоко вздохнул, как будто все это время ждал своей очереди сказать, что у него на уме. Мне показалось, он знал, что вряд ли для него найдутся слушатели.

— Я собираюсь стать таким же, как папа, — ответил он. — Когда мы найдем в Балларате столько золота, сколько нам нужно, мы вернемся в Мельбурн и купим отель. Мама мне все об этом рассказала, она сказала, что дом уже выбран. И мы обставим его так же, как было в Дублине. А я буду помогать папе. Я собираюсь стать владельцем таверны, как он.

— У вас в Дублине была таверна?

— Да, большая, и каждый день я помогал папе.

— Сатана вырвет у тебя язык, если ты будешь лгать, Кон Мэгьюри! — закричала Роза. — Это неправда, ты никогда не помогал папе. Тебе никогда не разрешали заходить в жилые комнаты.

— Вам тоже, мисс, — заметил Ларри сухо.

— Так надо, — ответила Роза. — Папа всегда говорил, что я никогда не выйду замуж за джентльмена, если станет известно, что я помогала в жилых комнатах.

— Но я собирался помогать ему, — вмешался Кон. — Сразу, как только закончу школу. Я собирался помогать ему, как Ларри и Пэт…

— Зеленоглазая, ты слышала это? — обратился ко мне Пэт. — Вот, это Ирландия! Вот что происходит, когда проклятые англичане разоряют страну. Теперь Кон учится отдельно — папа нанял учителя из Тринити Колледж, потому что англичане не позволяют, чтобы в католических школах нас учили чему-нибудь кроме умения писать свое имя. И когда Кон закончит обучение, все, на что он сможет рассчитывать, это пивная или конюшня, где работали трое из нас. Если бы юный Кон был вторым Дэниелом О'Коннор, он не смог бы даже устроиться на государственную службу, а уж тем более стать адвокатом или пройти в парламент. Мы католики, Эмми. Но лучше умереть, чем быть католиком в Ирландии. Вот почему мы уехали. После Большого голода Ирландия гроша ломаного не стоила. Мы вынуждены были уехать, потому что таверна не приносила дохода, достаточно чтобы содержать четырех сыновей и дочь в шелковых платьях, с белыми руками.

— Мы уехали не поэтому, — закричал Кон. — А потому, что у тебя возникли проблемы с англичанами…

Пэт взглянул на меня.

— Он почти прав. И то и другое. Видишь ли, зеленоглазая, мой отец сделал ошибку, дав нам образование выше того, что, по мнению англичан, нам положено иметь. И семье пришлось уехать. Когда ирландец начинает задумываться, лучше уехать.

— Глупо… глупо, — сказала Роза. — Было глупо оставить там все, что у нас было, и приехать… сюда!

Она жестом показала на фургон со сваленной в кучу домашней утварью, на разбитую дорогу, на чужой пейзаж. В этом жесте было столько пугающей враждебности! Она повернулась ко мне, как и Пэт, к слушателю, которого им всем необходимо было убедить не потому, что я была важна для них, а потому, что им самим надо было убедить себя в этом.

— Тогда у нас было все, — сказала она. — Таверна стояла как раз на Колледж Грин, замечательные посетители — джентльмены. Наверху, в комнатах, где мы жили, стояла мебель розового дерева и висели шелковые шторы. У меня было собственное пианино. И слуги.

— И куча долгов, конечно, — заметил Ларри. — Я представлю вам, мисс Эмми, портрет ирландца, который тратит каждый заработанный пенни. У него большая и счастливая семья, — если не смотреть в будущее, — но он должен работать каждый день, чтобы заработать деньги для следующего дня. Нам пришлось поторопиться — продать все и заплатить долги — из-за проблем Пэта. У нас остались кое-какие деньги… Но даже если бы мы не имели и пенни после продажи дома, это все равно было бы лучше. Потому что ты знаешь, что в зыбкой и неспокойной атмосфере Дублина человек может лечь спать и проснуться, когда ему уже пятьдесят, и обнаружить, что для него уже все кончилось. Нет, лучше было уехать — рискнуть, чем оставаться и только мечтать!

— Мечтать? — удивилась я.

— Мечтать, что как-нибудь все уладится… Что англичане уберутся из нашей страны, что мы сможем жить, как свободные люди и развивать свои таланты. Мечтать, что следующий год окажется лучше.