Я живу в твоем подвале! - [14]

«Дорогой Марко!

Поторопись, пожалуйста, домой. Пора бы уже тебе взять на себя заботу обо мне.

Жду тебя в подвале.

Кейт.»

23

Мама с Гвинни вернулись спустя несколько минут.

— Мы тебе угощение притащили, — сообщила Гвинни, вручая мне батончик моего любимого «Милки Вэя».

— Сестра сказала, тебе можно есть когда захочешь, — сказала мама. Она шагнула к моей кровати. — Доктор был? Что он сказал?

— Говорит, завтра утром я уже могу быть дома, — сказал я. — Но, мам?

Она посмотрела на меня.

— Будешь ты наконец есть свой батончик? — спросила Гвинни.

— Позже! — рявкнул я.

— Но это ж твой любимый! — не унималась она.

Я — то знаю, чего ей надо. Откусить хочет!

Игнорируя ее, я вновь обратил взгляд на маму.

— Мам, доктор Бейли дал мне это вот письмо. Понятия не имею, откуда оно взялось. Это от парня по имени Кейт. Помнишь? В одном из моих снов он был. Но это невозможно. Как…?

— Какое еще письмо? — перебила мама. — Покажи мне. Давай я его прочту.

Я полез за письмом. Вроде, положил его на одеяло… Нет. Там его не оказалось.

Я пошарил по кровати.

Нету.

Сел и огляделся по сторонам. Может, на пол упало?

Нет. По крайней мере, я его там не видел.

Я поднял подушку и посмотрел под ней. Нету. Сдернул простыню и одеяло, и обыскал всю постель.

— Какой — то бред, — пробормотал я, качая головой. — Я же держал его в руках. Я его положил — то всего на минуточку.

Мама с Гвинни переглянулись.

— Нет, правда! — воскликнул я.

— Не мог бы ты лечь в постель? — спросила мама. — По — моему, доктор Бейли не хотел, чтоб ты ходил.

— Но мне надо найти письмо, — настаивал я.

— А батончик твой между тем растает, — заявила Гвинни.

— К чертям твой дурацкий батончик! — заорал я. — Я получаю письма от пацана, который сказал, что живет в нашем подвале — и я хочу это доказать!

— Хватит орать, Марко, — возмутилась мама. — У тебя мысли путаются. Тебе надо отдохнуть.

— Но… но…

Я повернулся к двери — в палату заглянул доктор Бейли.

— А вот и ты! — улыбнулся он. — Уже встаешь с кровати? Чувствуешь прилив сил, да?

— Скажите им, доктор! — крикнул я. — Вы только что мне дали письмо — так? Скажите им о письме!

У него глаза на лоб полезли.

— Письмо? — спросил он. — Какое еще письмо?

24

Этой ночь я отчаянно боролся со сном. Я больше не хотел видеть кошмары. Не хотел больше видеть этого мальчика, Кейта. Не хотел видеть, как моя сестра (или кто — либо еще) разевает рот и выворачивается кишками наружу.

Я держал глаза широко — широко открытыми и пялился на серое небо за окном. И прислушивался к обычному больничному шуму, доносившемуся из — за дверей.

Но, как бы то ни было, я все же провалился в сон. И спал крепко, без каких — либо сновидений.

Когда я проснулся, мама с Гвинни были уже у меня. Мама паковала мои вещи.

Я застонал и приподнялся на локте.

— Подъем, Спящая Красавица! — бодро воскликнула мама. — Доктор Бейли говорит, мы можем ехать домой этим же утром!

— Класс! — воскликнул я; голос мой со сна еще был хриплым. Голова болела. Рукой я задел повязку.

— Повязку не трогать! — предупредила мама. — Голова у тебя какое — то время еще поболит. Но ты в порядке.

Я спустил ноги на пол. Почувствовал легкое головокружение, но все же встал.

— Доктор говорит, ты можешь вернуться в школу сразу, как окрепнешь, — сказала мама.

— Везет же людям! — воскликнула Гвинни. — Все контрольные и тесты ты пропустил!

— Одевайся, — сказала мама.

Дважды повторять ей не пришлось. Я буквально нырнул в свою одежду.

На душе было так хорошо, что хотелось петь и плясать. Я даже обнял Гвинни — в первый раз за всю жизнь!

— Жаль, что у меня во сне ты не была моей сестрой, — сказал я.

— Фу! Не обнимай меня больше! — воскликнула Гвинни, скорчив рожу. — И вообще, давай, становись уже нормальным!

— Не боись. Я и буду нормальным, — сказал я. — Вот окажемся дома — так я стану нормальнейшим из людей!

Так я и думал.

— Когда мы вернулись домой, я чмокнул входную дверь! Вот так я был счастлив. Меня не было дома два дня — а казалось, что два года!

Мама отправилась на кухню готовить домашнюю пиццу. Мое любимое блюдо. Мама кладет много сыра и ломтики сосисок вместо пепперони.

Обычно она готовит пиццу лишь по уик — эндам. Но сегодня был особенный день — это стоило отметить.

В полдень пришел Джереми. Он рассыпался в извинениях, за то, что меня стукнул.

Я сказал ему, что даже не помню, как это случилось.

— Да и я не особо — то помню, — ответил Джереми, — ты стоял позади меня. Я тебя не видел. Пришел мой черед бить, я замахнулся, и — БАЦ!

Я попытался вспомнить. Но воспоминания ко мне не вернулись.

— Мне так жаль, Марко, — вновь извинился Джереми.

— Ты не виноват, — сказал я, — не вини себя.

— Может, ты ему чуток умишка вколотил! — подала голос Гвинни из — за дверей гостиной.

— Вали отсюда, Гвинни! — гаркнул я. — Что ты вообще делаешь в коридоре? Шпионишь?

— С чего мне за вами шпионить? — парировала она. — Вы ну — у-удные!

Подозреваю, Гвинни втюрилась в Джереми. Она постоянно выпендривается, когда он приходит.

— Мама в прокате взяла несколько фильмов. Мы могли бы их посмотреть, — сказал я ей. — Хочешь с нами?

— Скукоте — е-е — ень! — ответила она. Но тут же шлепнулась на ручку дивана, скрестила руки на груди и спросила: