Я живой! - [33]

Пасынки поддержали Вожака радостными воплями, потрясая руками с оружием.

Когда охотиться стало не на кого, Вожак решил вернуться домой… Нет, никакого злорадства, никакого чувства мести — просто ему нужно было кормить молодняк, нужно было заботиться о разросшейся стае.

— Отец, ворота разрушены, — подбежавший к Вожаку Костя преданно глядел на лидера.

— Продолжайте обстрел, — ответил он, и пасынок тут же побежал передавать приказ первенцам. А вожак обратился к остальным:

— Готовьтесь, дети мои. Сегодня мы возьмем свое…

Ну, может маленькая человеческая частичка, доставшаяся Вожаку от Шныря, все еще хотела отомстить жителям Оплота за то, как те к нему относились раньше. Мутант хищно ухмыльнулся, слушая радостные крики пасынков. Было видно, как те изнывают от предвкушения свежей крови.

База «Оплот».

Страх и смерть.

После того, как обстрел закончился, пришли они. Не люди, не нежить… Звери. Страшные, рослые воины, будто сошедшие со страниц иллюстрированного учебника истории варвары, они несли смерть всему живому.

Мужчины, женщины, дети — им было плевать. Увидел — убил.

Неуловимые, как тени, мощные, как звери, ночные демоны, не зная пощады, без труда смели обороняющихся. Казалось, их больше, чем чистильщиков вдвое. Страшные существа с легкостью подходили на расстояние ближнего боя, несколькими ударами обрывали жизни двоих-троих защитников базы и снова поливали свинцом тех, кого не могли достать руками…

Они прекрасно ориентировались во тьме. Облака, закрывавшие тощий месяц, сослужили им добрую службу. Страшные существа появлялись за спинами бойцов как будто из ниоткуда, расправлялись с жертвами и снова растворялись в ночном мраке.

Несколько минут… Столько понадобилось ночным демонам, чтобы уничтожить всех чистильщиков на улице и тех жителей, что пытались противостоять чудовищам, лишь отдаленно напоминающих людей.

Еще через несколько минут монстры гасили очаги сопротивление в домах — кто-то вел огонь из окон жилищ.

Все закончилось очень быстро.

Если бы Деду удалось выбраться из объятого пламенем административного здания, его сердце все равно бы не вынесло зрелища усеянного окровавленными останками места бойни.

Когда стрельба утихла, с небес сорвался пушистый снег. Первый полноценный снегопад в этом году. Снег падал на исходящие паром, еще горячие тела мертвецов и тут же таял.

— Люди! — прогремел громкий, властный, хриплый голос-рык. На середине Пятака появился рослый силуэт. — Если хотите выжить, сдавайтесь! Ваши защитники пали. Чем дольше вы будете сопротивляться, тем меньше вас останется в живых… Подумайте о своих детях!

Серега.

База «Лаба».

Шестое умение искателя.

Мы лжецы. Все мы, люди, врем, но мы, искатели и торговцы, бродячий люд, лжем напропалую. Мы живем враньем, обман позволяет нам оставаться на плаву, занимать ту нишу, которую правда просто уничтожит. Мы перемещаемся от базы к базе, продаем то, что нашли в Некрополе — это наш хлеб. Но не рассказываем людям всей правды. То, что они видят, всего лишь верхушка чертова айсберга.

Мертвяки чувствуют живых. Не удивительно, что время от времени они подходят к стенам какой-нибудь базы и получают пулю в лоб от охраны. Но с каждым годом, таких случаев становилось все меньше. А сейчас — так вообще не бывает. Почему? Да потому, что даже у неупокоенных есть предел износа.

Однажды, давным-давно, пришлось мне пить со случайным собутыльником, который перед пьянкой представился доктором, после пары стопок назвался бывшим студентом-медиком, а после полулитра оказался сыном ветеринара… Так вот, он, по-свойски обняв меня, доверительным тоном поведал: «Серега, они вообще не должны ходить. В принципе. Через пару часов после смерти их тела будут просто непригодны для передвижения. Даже если предположить, что мертвецы будут сохранять примитивную способность к мышлению — на уровне увидел-сожрал — их тела просто не будут передвигаться». А потом нагрузил меня кучей то ли придуманных, то ли псевдонаучных терминов из бульварной фантастики девяностых годов (хотя, откуда мне знать, я же не ученый). Единственное, что мне запомнилось точно из сбивчивого рассказа собутыльника, так это то, что в теле мертвеца не будет живых АТФ-молекул, передающих биологическую энергию в мышцы. А значит и сами мышцы работать не будут.

Но мертвякам, кажется, глубоко нарюхать на то, что у них там не должно работать и каких там молекул в их организме не хватает. Ходят себе, разлагаются потихоньку, воняют… Но уже не так часто, как раньше. Я как-то наткнулся на целый переулок, заваленный телами. Страшная вонь разлогающейся плоти и тот факт, что с таким количеством меркаптанов твои респиратор и «химия» могут не справиться — не самое ужасное. Эта жуткая биомасса находилась в постоянном движении. Не знаю, что заставило их собраться вместе. Может быть щемящее чувство одиночества, которое пробилось сквозь пелену животного безумия? Не знаю, живому не понять. Для этого надо стать мертвяком, а я такой перспективе предпочитаю неведение.

Нежить шевелилась. Отходящее от костей гнилое мясо отвратительно колыхалось и отваливалось. Мертвяки пытались встать, у некоторых даже получалось, но, пройдя пару шагов, они снова валились на асфальт, размазывая по нему куски тухлой плоти.