Я живой! - [17]
Группа Бера стояла у пролома в заборе, что ограждал периметр пивзавода от внешнего мира. Чуть поодаль, на дороге, валялась искореженная, черная от копоти турбина, которая и пробила бетон.
Мертвецы столпились у входа в двухэтажное здание. Тупые твари пытались всем скопом втиснуться в дверной проем, толкая друг друга и отпихивая локтями. В результате устроили грандиозную свалку, и только те, что подоспели позже стали пробираться внутрь.
— Ну что, гусары, в бой? — топорно пошутил Бер (шутить он любил, но, к сожалению для подчиненных, не умел).
Бойцы проворно закинули винтовки за спины, привычно щелкнув магнитными фиксаторами, и выхватили из набедренных ножен ваки, которые, словно предвкушая близкий бой, радостно заиграли бликами редких солнечных лучей.
Все встало на свои места. Вот кто привел сюда нежить…
— А-р-р-р, — прикованный к батарее мертвец жутко скалился и, не мигая, смотрел на меня. Как же я перес… испугался, когда он дернулся в мою сторону.
Об этой времянке знали только двое: я и Абрек. Имени его я не знал, только прозвище, но успел по-своему привязаться к этому громиле. Здоровенный, заросший черной бородой до глаз детина лет сорока, с внешностью и замашками настоящего башибузука. Случилось нам как-то вместе пробиваться из торгового центра «Бриллиант», тогда еще занятого мертвяками (сейчас-то там группировка Пастуха обосновалась, всю нежить извела). Нас было четверо, выбрались двое.
Смертельное приключение нас сблизило, и мы два дня вместе квасили на Девятой базе. Оказалось, что до всей-этой-жопы, как он любил выражаться, Абрек работал… преподавателем истории, социологии и культурологии в педагогическом университете.
Я всегда помогал ему, если тот просил, как и он всегда откликался на мои просьбы. Именно Абрек доверил мне информацию о схроне на территории пивзавода. Мы даже здесь иногда пересекались — на такой случай в хатке всегда имелся определенный запас самогона.
У нас была традиция — тот, кто побывал во времянке, должен оставить для товарища какие-нибудь сюрпризы, или «ништяки», как любил говаривать Абрек….
Сюрприз, оставленный моим приятелем, назвать приятным было трудно… Как там говорил сказочный персонаж: «Лучший мой подарочек, это я»? Видимо, он как-то привлек внимание нежити и не смог уйти от преследования. Такое бывает — люди быстрее, но имеют особенность уставать, тогда как ходячие — неутомимы.
Оружия в нашей времянке не было — видимо, сюда Абрек пришел без него, поэтому и не застрелился. Повезло хоть, что при нем были «браслеты». Это он обо мне позаботился: если бы не наручники, вряд ли бы я выжил.
Абрек хрипел, рычал, поскуливал, дергал прикованную к батарее руку, пытаясь вырваться. Черную бороду покрывали комья засохшей блевотины, вперемешку с кровью. Трудно было видеть его таким.
Я достал из кобуры «ПБ» и прицелился мертвяку в лоб… А тот сделал то, чего я ожидал меньше всего на свете. На секунду в его глазах мелькнуло осмысленное выражение. Абрек подался вперед, отчего цепь наручников натянулась, и встал так, чтобы ствол оказался прямо напротив лба.
— Прощай, Абрек, — несколько секунд я медлил. Мне вдруг показалось, что мертвяк сейчас ответит.
Вместо этого он оскалился и дико заорал.
Тогда я выстрелил.
Как же быстро он передвигался… Если гепард — самый быстрый зверь в мире, то Максим — самый резвый мутант: он перебирал ногами и правой рукой (левая была занята, удерживала меня на плече, да так крепко, что я несколько раз теряла сознание) с невероятным проворством, перепрыгивая через брошенные, разоренные автомобили, и сбивая с ног зазевавшихся мертвецов.
Придя в себя, я поняла, что безумная скачка, наконец, закончилась. Очень сильно ныли ребра и кружилась голова, но никаких серьезных травм не было. Мутант заботливо уложил меня в кучу грязного, вонючего тряпья непонятного происхождения. Я поморгала, привыкая к темноте и вдруг увидела его…
Язык не поворачивался назвать эту тварь Максимом. Мутант смотрел на меня так… Нет, не зло, совсем наоборот — ласково. Это, почему-то, пугало сильнее всего.
Макс повел ноздрями и озадаченно нахмурился, будто бы почуял мой страх, но не понял его причины.
От его внимательного взгляда меня охватило паническое предчувствие чего-то ужасного. Я хотела отключиться, потерять сознание, умереть, но только не видеть до жути ласковых глаз влюбленного чудовища, которое очень, очень отдаленно напоминал человека, любимого мной очень давно, еще в той, другой жизни. Человека, которым оно некогда было…
— Нет, нет, нет… — повторяла я, возясь в куче тряпья, пытаясь отползти от медленно приближающегося ко мне Максима. — Нет, нет, нет…
Я доползла до стены и поняла — это тупик, но продолжала скрести ногами по полу, как будто это что-то могло изменить. Я заплакала, чувствуя себя беспомощной, слабой — как в детстве. Только не было рядом сильного папы, чтобы заступиться за меня… Никого не было.
— Нет!!! — закричала я за секунду до того, как чудовище утробно зарычало и бросилось на меня…
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.