Я жив ещё пока… - [4]

Шрифт
Интервал

Если в тяжкой отмерянной доле

Божий Промысел смог угадать.

«Мечутся секунды на часах…»

Мечутся секунды на часах

В замкнутом пространстве бытия.

Время заблудилось в поясах,

Как в чужой квартире ты и я…


Спину жжёт бесчувственный квадрат –

Холод исцарапанной стены.

Вымостил собой дорогу в ад

Жгучий поцелуй чужой жены.


Горсть монет валяется в ногах.

Разлетелись «решки» и «орлы».

Души разменяли впопыхах

Кольца губ на острые углы.


Замерли секунды на часах.

Гулко с крана капает вода.

Руки заблудились в волосах

Женщины по имени – Беда.


Горький вкус полыни на губах.

Звук Её шагов за дверью стих…

Поцелуй ворованный в руках

Как червонец мятый на двоих…

«Осень. Ясень. День мой ясен…»

Осень. Ясень. День мой ясен.

Осень-плесень. Неба синь.

Ночи. Свечи. Рифмы, плечи.

Строк зачёркнутых полынь.


Путь мой блуден. Серых буден

Вновь не сходится пасьянс.

Частокол из пик и бубен.

С жизнью трефовой альянс.


Просеки-засеки-соки

Не напоят до весны.

Скрыты реки рока строки

И тревожны мои сны.


Вновь волна молвы плевками

Душу грязью обольёт.

Слово, брошенное камнем,

Пулей грудь мою пробьёт.


Жевело лишь звуком жалит –

Значит, всё же буду жить.

Грязный снег весной растает

Мне бы зиму пережить.

«Мой пьяный вечер льёт вино…»

Мой пьяный вечер льёт вино

На мельницу моих врагов:

Того, что не сбылось давно,

В туман нескошенных лугов.


Уносит пьяный вихрь назад

Ускоренную ленту снов,

И зацепиться хочет взгляд

За суетность печатных слов.


Хлопочет ветер за окном,

И ночь бессонницей грозит.

И катит древним колесом

Безостановочный транзит.


Мелькает отблеском зарниц,

Сгоревших зорь, утихших бурь,

Парад роскошных колесниц,

Летящих в молодую смурь.


Рассвет холодный отрезвит,

Вернёт назад в реальность дня.

Вчерашний день – до дна испит

Свечой, оплывшей без огня…


«Один и тот же сон мне снится…»

Один и тот же

            сон мне снится:

Манеж лукавый

            и хмельной.

Где так легко,

            в мгновенье, спиться

От жизни

            вольной, молодой.


И рана старая

            проснётся,

Разбуженная:

            «Браво!», «Бисс!»

В который раз

            души коснётся

Печная сажа

            закулис.


И сердце рвётся

            прыгнуть с кручи.

И криком боли

            сводит рот.

Жемчужину –

            в навозной куче

Всю жизнь ищу

            как Дон Кихот.


Об острые углы

            манежа

Изранена

            моя судьба.

Теперь

            ты снишься мне

                        всё реже,

Но не исчезнешь

            навсегда.


Страна –

            иудиных лобзаний,

Отчизна –

            умниц и невежд,

Мой Храм

            отравленных желаний,

Мой Крест –

            несбывшихся надежд…

«Чем чаще по жизни гремели литавры…»

Чем чаще по жизни гремели литавры,

Тем слаще вкушал с вожделенной тоской

Неслышную музыку Троицкой Лавры,

В мечтах отрекаясь от жизни мирской…

«Провал давно небритых щёк…»

Провал давно небритых щёк

Разбитым зеркалом пугает.

Дух стеариновый витает,

Сентябрь свечою оплывает

И я, наверно, жив ещё…


Я жив пока. Я жив. Пока…

Хоть трепетна строка

И рвётся мысль сердечную струной,

И голос призрачный зовёт издалека,

Саднит душа покинутой страной,

И спорит ночь с ущербною луной.


Я «вечный жид» с российскою судьбой.

Изгнанник родины, воронежских окраин.

Мне имя – Авель, брат мой – Каин.

Кинжал отточен и направлен.

Мой век предательством отравлен,

Краплёной картой козырной.

«Висит портрет в остывшем доме…»

Висит портрет в остывшем доме.

Печальной рамкой очерчён.

И брат стоит в дверном проёме,

Припав на левое плечо…

«Река Москва несёт мою печаль…»

Река Москва несёт мою печаль

Вдоль Лужников, в неведомые дали.

Любви ушедшей бесконечно жаль,

Которую цыганки нагадали.


Кружатся листья жёлтым вороньём

На пепелище призрачного счастья,

Спалённого безжалостным враньём,

Остывшего от холода ненастья.


Бегут тропинки с Воробьёвых гор

На набережную, к осени в объятья.

Судьба сплела причудливый узор

Тернового венца, но без распятья.


Нескучный сад листвою опадёт,

Засыпав тропы с тайными грехами.

Завьюжит… Сердце остудив. И всё пройдёт.

Уймётся боль. И обрастёт стихами…

«Дождь зарядил на сорок сороков…»

Дождь зарядил на сорок сороков…

И свечи не горят у аналоя.

Мне нет спасенья, – места нет у Ноя.

Не видно дна и дальних берегов.


Из осени не виден Арарат.

И голубь не является с оливой.

Истлел билет, по номеру счастливый,

Тобой подаренный мне много лет назад.


Объятий пылких вечное вино.

Жизнь весела в Содоме и Гоморре.

До срока будет по колено море,

Пока с небес не явится оно.


Мечты загинут в сере и огне.

Волной осенней унесутся в Лету.

Пустые дни меня взовут к ответу,

Оставив только фото на стене.


Дождь зарядил, мне душу теребя.

Конца не видно Божьему потопу.

Спасеньем явится во сне мне кто-то,

До одури похожий на тебя…

«Случайной встречей возвратилось лето…»

Случайной встречей возвратилось лето…

Последним месяцем сводя с ума,

Теряла целомудренность планета,

Продали души за мгновенье Это…

В восторге нынче сводня Ханума.


Тела сливались буйно воедино.

Летели листья птичьим косяком.

С картины нам смеялся Арлекино,

Законы зная блудных пилигримов,

И нёсся в осень чувств безумных ком…


…Сгоревший клён цепляется за листья,

В надежде как-то мир перехитрить.

Художник молча вытирает кисти.

Последний лист дрожит эквилибристом

В извечном споре: быть или не быть.


Еще от автора Владимир Александрович Кулаков
Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Последняя лошадь

Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.