Я жив ещё пока… - [3]

                        веков.

Михайловский

            упёрся шпилем

                        в небо,

Ворота Летнего

            закрыты

                        на засов.

И Чёрной Речкой

            путь проложен

                        к дому,

Где жил

            когда-то

                        Бог стихов.

«С фотографии поблекшей…»

С фотографии поблекшей

Смотрит на меня,

Улыбнуться не успевший

Мальчик у плетня.

Яблоко в руке зажато,

На лице – испуг.

Остановлен миг когда-то…

Стрелки чертят круг…

Пахнут ладаном на печке

«Пепенки – шафран».

За «антоновкой» со свечкой

Проберусь в чулан.

Для плотвы комочек теста

В миске замешу.

На прикормленное место

До зари спешу.

И к реке, по косогору,

С удочкой сбегу.

Хор лягушек потревожу

У ручья в логу.

Старый куст, росой омытый

Остановит вдруг.

Веток цепкие колючки

Не жалеют рук.

Слаще ежевики с хлебом

В жизни не едал.

За одну минуту детства

Всё б сейчас отдал…

Укатилось лето в осень

Медным колесом.

В даль туманную уносит

Прожитое Дон.

Выплывет и вновь утонет

В памяти-реке

Тот далёкий, грустный мальчик

С яблоком в руке…

«В донских ключах купался ветер пьяный…»

В донских ключах купался ветер пьяный,

Плакучим ивам косы распускал.

Поил меня настоем трав духмяным.

И трелью соловьиной развлекал.

Там тихо плыл по водной, сонной глади,

Сзывающий к вечерней службе звон…

С тех пор рифмуются в моей тетради

Два близких слова: «Дом» и «Дон».

Жгутом скрутило время полотенце.

Состарились на стенах образа.

Мне память полоснёт огнём по сердцу,

Как тёмной ночью фарой по глазам.

У сельской церкви меньше всё старушек,

И покосило время купола.

Где пели соловьи на старых грушах,

Не зная жалости, прошлась пила.

На ежевичном косогоре диком

Молюсь я, как язычник, всем богам,

Прося о крае, Богом позабытом,

Желая солнца заливным лугам.

И пусть меня не поминают лихом,

Хранят на берегах заморских стран

Задонский Преподобный отче Тихон,

Святой и Преподобный Митрофан.

«Петлёй захлёстывает время…»

Петлёй захлёстывает время.

Ошибок прошлых душит плен.

Воспоминаний выстрел в темя,

Страстей сгоревших горький тлен.

К виску приставлен пульс холодный,

Ведя отсчёт последних дней.

Тень Дамы в чёрном балахоне

Всё чаще в комнате моей.

Трещит свеча, грехи сжигая.

Не гаснут огоньки лампад,

Но спрятаны ключи от рая,

Распахнуты ворота в ад.

Безумием себя мы тешим.

Лукавый в нас неутомим.

Прозренья Ангел безутешен

И неулыбчив Серафим.

Закрыты души для смиренья.

И кротость не живёт в сердцах.

Мы лишь в предсмертные мгновенья

Зовём небесного Отца.

Петлёй захлёстывает время.

Ошибок прошлых душит плен.

Воспоминаний выстрел в темя,

Страстей сгоревших горький тлен.

«Стелется в небо дорога ковром…»

Стелется в небо дорога ковром,

Строки плетутся из скошенных литер.

Выжжено временем в сердце тавро

С кратким, как выстрел, названием – Питер.

Носит по свету меня круговерть.

Жизни рулетка на «зерро» бросает.

Памяти прошлого зыбкая твердь

Ни на секунду не отпускает.

Нету спасенья в далёких краях.

Пляжи экватора душу калечат.

И умираю я в южных морях.

Сердца ожоги – лишь холодом лечат…

Площадь вокзалов – распутье сердец

Встретит взволнованною суетою.

Вот и Начало. Вот он – Конец,

Определённый балтийской Святою.

Вновь на вопрос мой «Куда брать билет?»

Компасом сердце укажет на север.

Брошусь в объятия прожитых лет,

Города, что как распахнутый веер.

И оживу, как тогда, – отдышусь!

Питерским воздухом лёгкие полня.

И от земного всего отрешусь.

Вся моя жизнь – из огня да в пóлымя.

С Ладоги лёд потянулся к Неве.

Майские ветры вдруг вздыбились чёртом.

Вскинули руки мосты к синеве,

Будто Всевышнего молят о чём-то.

Лижет ботинок речная волна,

Ластится старой, знакомою кошкой.

Вот и осушена чаша до дна.

Вся моя жизнь – стул со сломанной ножкой.

Светлой печалью по чёрной реке

Лёд прошлогодний на запад уходит.

Всё в этой жизни есть – «дом на песке».

Прав Соломон, что изрёк: «Всё проходит»…

Но не проходит Она – вновь и вновь,

Та, что есть в судьбах людей изначально.

Вся наша жизнь есть по сути – Любовь!

Как не покажется это печально…

«Чувствовал я под надзором внегласным…»

Чувствовал я под надзором внегласным

Словно кто принял решенье "в верхах"

Там, где мой путь был особо опасным

Ангел (иль Бог) нёс меня на руках…

«Вечный мой путь околесицей…»

Вечный мой путь околесицей…

Мыслями в небо лестницей…

«Лет прожитых вкушаю просфóру…»

Лет прожитых вкушаю просфóру,

И причащаюсь осенним дождём.

Грех саднящий замаливать впору –

Сам себе исповедуюсь в нём.

Что не сделал того, что хотелось.

Там смолчал, – где хотелось кричать!

Потому что, где больно – терпелось,

От того, что всем нужно – Прощать…

Трудно верить в Святое Писанье

Если в сердце царит пустота.

Если в помыслах грешных – метанья,

Заурядных годов суета.

Лики праведных смотрят с укором.

Свечи пламенем сбросили воск.

Балансирую вновь без опоры.

Крестным знаменем плавится мозг.

Средь московских бульваров скитаясь

В одиночестве, полного грёз,

Научился, лицом улыбаясь,

Сердцем плакать без видимых слёз.

Голос совести, голос желаний –

Разрывают напополам!

Сладок яд многогрешных лобзаний.

Горек путь на святой Валаам.

Можно только в молитве забыться,

Над землёю душой воспаря,

Чтоб не скурвиться, дабы не спиться

От того, что жизнь прожита зря.

Только в Отчей небесной юдоли

Ожидает тебя благодать,