Я жду отца - [2]
— Шерстяной платок? Посмотрим, посмотрим… Бабуся, это ведь воспоминание о платочке. Ну что вы, бабуся, человека от дела отрываете?! Я же вам русским языком говорю — это не платок, это воспоминание об оном! Бабуся, а золотишка не имеете? А? Тогда — извиняюсь… Виноват, говорю… Прощайте, бабуся. До свиданьица…
У меня в руках — книги. Старые книги. Никому не нужные книги.
— Дяденька, купите книжку! Купите? Посмотрите — с картинками! Сколько дадите… Газет у меня нету… Но и здесь бумага хорошая. Как раз для ваших самокруток! Куда же вы, дяденька?
Коммерсант из меня не вышел.
Из бабки тоже.
А золотишка мы не имеем.
Мы шли через базар. А дождь хлестал безжалостно и равнодушно. Суетились люди с лихорадочными голодными лицами. Продавали, меняли, воровали, дрались, плакали. А дождь перечеркивал всех, сминал, смывал. Будто говорил, зачем вы, куда вы, кому вы нужны?
Бешено вертелась рулетка. Какой-то толстый инвалид, сидел на скамеечке и орал:
— Подходи за счастьем!
Возле рулетки стоял длинный парень в шинели и держал зонт над инвалидом.
— Подходи за счастьем!
Рулетка кружилась, бегало перо по квадратам с цифрами, а те, кто подошел за счастьем, замирали — сейчас! Но счастье не выпадало. И они отходили, ссутулившись, кашляя и сморкаясь в мокрую землю. И ругались:
— Сволочь! Жулик! В окопах ты был?! У, гад!
С каждого выигрыша инвалид откладывал по рублю. И, когда набиралась нужная сумма, крякал. Парень отдавал инвалиду зонт, хватал деньги и, приговаривая: «Минуточку, Аким Степанович, ейн момент!» — мчался к известной торговке, покупал четвертку и бегом возвращался обратно.
— Прошу пана! Аким Степанович, вкусите!
Инвалид вставлял горлышко бутылки в рот, не глотая, выпивал водку, кричал:
— Ого! Хм! — И снова орал: — Подходи за счастьем!
В стороне от толпы сидел слепой. Он играл на трофейном аккордеоне. Пел:
Никогда уж не постучит…
— Па — а-дайте калеке, братья, сестры, товарищи! Света белого он не видит. Трудиться не может… Спасибо, братик! Спасибо, сестричка!.. Спасибо, товарищ!..
Все в одной и той же земле…
Бабка сказала:
— И подать-то нечего…
Вечерело. Мы поплелись домой. На мне была серо — зеленая куртка, перешитая из немецкого мундира. И громадные дырявые сапоги с галошами. На бабке — телогрейка. Спины наши дымились. От сырой одежды валил пар, и мы с бабкой были похожи на небольшие вулканы.
Хлеб
Дома было холодно, сыро, неуютно. В помятое корыто капала вода. Я сидел на кровати не раздеваясь и смотрел, как бабка возится с коптилкой. Наконец фитилек загорелся, тени запрыгали по комнате.
— Где это Надежда пропадает? — сказала бабка, чтобы хоть что-нибудь сказать. — Опять небось работу не найдет! Дюже мы все деликатные стали. То нам не подходит, это не подходит! То подавай, это подавай!
— Чего ты ворчишь?
— А как не ворчать? Сил моих нету… Как такое терпеть?! С голоду подохнем. Кабы я помоложе была, за любую работу схватилась бы! А Надежда, она, видишь, миндальничает. Конечно, привыкла за мужем ничего не делать…
Бабке не удалось поораторствовать. Пришла мать.
— Вот и хлеб, — сказала она и положила на стол буханку.
Мне показалось, что в комнате стало теплее. Что в комнату вошло солнце. Что вернулось лето. Даже ветер утих. Даже дождь перестал. Так мне показалось. Мать несла буханку на груди, и хлеб был теплый. Хлеб был живой. Хлеб пах хлебом!
Я схватил маленький кусочек. Он был и упруг и податлив. Он дышал ровно и спокойно, как спящий ребенок.
Я нюхал его. Я ласкал его. Я жил им.
Хлеб таял во рту.
Мы ели хлеб, и бабка плакала и вздыхала:
— Хлебушко!
О хлеб! Ты не знаешь, какой ты, хлеб! Ты не знаешь, как нужен мне, матери, бабке, людям. Будь всегда с нами, хлеб. Никогда не покидай нас, хлеб! Никогда, слышишь, никогда!
Сейчас мы забыли вкус хлеба. Вкус того хлеба. Хлеба тех лет. Мы многое забываем. Мы отбрасываем куски хлеба. Хлеба, который спас нас тогда. Хлеба, который был равен жизни.
Хлеб, прости нас! Слышишь, хлеб?!
Ты по — прежнему нужен людям.
Будь всегда с нами.
Никогда не покидай нас, хлеб!
Половину буханки бабка завернула в чистое полотенце и положила на стол.
У меня слипались глаза. Мне было тепло, словно во мне горело маленькое солнце.
Засыпая, я смотрел на стол. Коптилка, тусклый нож, хлеб в полотенце — натюрморт «Осень 44–го года».
Отчаяние
Теплые волны понесли меня. Океан тепла убаюкивал. Я спал.
И вдруг я проснулся от шороха.
Было темно. Тихо. Дождь перестал.
Опять зашуршало, затрещало. Что-то мягкое шлепнулось на пол.
— Мама! — крикнул я.
Она вскочила. Чиркнула спичкой.
Хлеба не было!
На полу валялось полотенце. Тени громадных крыс лениво убегали в угол.
— Хлеб… Крысы… Хлеб… — бессмысленно бормотал я.
Мать подняла полотенце. Ни крошки.
— У, проклятые! — растерянно сказала бабка. — Здоровенные, как лошади. Им такой кусочек — на один зубочек! И как они на стол залезли?!
Бабка зажгла коптилку. Опять в комнату вошли неуютность и бездомность. Солнце во мне погасло.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Две удивительные истории о приключениях и злоключениях примерного мальчика, отличника и активиста: Сундук капитана Флинта. Ближе на пять километров.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Необыкновенные и будничные, веселые и грустные приключения происходят с ребятами, о которых рассказывают Юрий Воищев и Альберт Иванов.Высокий забор разделял дворы, мальчишки которых издавна враждовали между собой. Но случилось так, что «вечные враги» стали друзьями и забор был сломан.Главные герои повести считают себя неудачниками. А как думаете вы, ребята?Для детей младшего и среднего школьного возраста.
Каждого мальчишку и девчонку ждет в жизни бесконечное множество удивительных открытий. Они бывают большие и маленькие, интересные и нелепые, но они всегда — потрясающие, если ты их сделал сам.Художник С. Калачев.
«Детская библиотека» — серия отличных детских книг с невероятными историями, сказочными повестями и рассказами. В сорок пятый том вошли произведения Ю. Воищева, А. Иванова: «Потрясающие открытия Лешки Скворешникова извлеченные из его собственного дневника» и «Тайна Петровской кузни». Каждого мальчишку и девчонку ждет в жизни бесконечное множество удивительных открытий. Они бывают большие и маленькие, интересные и нелепые, но они всегда — потрясающие, если ты их сделал сам.
Это повесть о героизме советских врачей в годы Великой Отечественной войны.…1942 год. Война докатилась до Кавказа. Кисловодск оказался в руках гитлеровцев. Эшелоны с нашими ранеными бойцами не успели эвакуироваться. Но врачи не покинули больных. 73 дня шел бой, бой без выстрелов за спасение жизни раненых воинов. Врачам активно помогают местные жители. Эти события и положены в основу повести.
Документальное свидетельство участника ввода войск в Афганистан, воспоминания о жестоких нравах, царивших в солдатской среде воздушно-десантных войск.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
В документальной повести рассказывается об изобретателе Борисе Михалине и других создателях малогабаритной радиостанции «Север». В начале войны такая радиостанция существовала только в нашей стране. Она сыграла большую роль в передаче ценнейших разведывательных данных из-за линии фронта, верно служила партизанам для связи с Большой землей.В повести говорится также о подвиге рабочих, инженеров и техников Ленинграда, наладивших массовое производство «Севера» в тяжелейших условиях блокады; о работе советских разведчиков и партизан с этой радиостанцией; о послевоенной судьбе изобретателя и его товарищей.
Труд В. П. Артемьева — «1-ая Дивизия РОА» является первым подробным описанием эпопеи 1-ой Дивизии. Учитывая факт, что большинство оставшегося в живых рядового и офицерского состава 1-ой Дивизии попало в руки советских военных частей и, впоследствии, было выдано в Особые Лагеря МВД, — чрезвычайно трудно, если не сказать невозможно, в настоящее время восстановить все точные факты происшествий в последние дни существования 1-ой Дивизии. На основании свидетельств нескольких, находящихся з эмиграции, офицеров 1ой Дивизии РОА, а также и некоторых архивных документов, Издательство СБОРН считает, что труд В.
Когда авторов этой книги отправили на Восточный фронт, они были абсолютно уверены в скорой победе Третьего Рейха. Убежденные нацисты, воспитанники Гитлерюгенда, они не сомневались в «военном гении фюрера» и собственном интеллектуальном превосходстве над «низшими расами». Они верили в выдающиеся умственные способности своих командиров, разумность и продуманность стратегии Вермахта…Чудовищная реальность войны перевернула все их представления, разрушила все иллюзии и едва не свела с ума. Молодые солдаты с головой окунулись в кровавое Wahnsinn (безумие) Восточного фронта: бешеная ярость боев, сумасшедшая жестокость сослуживцев, больше похожая на буйное помешательство, истерическая храбрость и свойственная лишь душевнобольным нечувствительность к боли, одержимость навязчивым нацистским бредом, всеобщее помрачение ума… Посреди этой бойни, этой эпидемии фронтового бешенства чудом было не только выжить, но и сохранить душевное здоровье…Авторам данной книги не довелось встретиться на передовой: один был пехотинцем, другой артиллеристом, одного война мотала от северо-западного фронта до Польши, другому пришлось пройти через Курскую дугу, ад под Черкассами и Минский котел, — объединяет их лишь одно: общее восприятие войны как кровавого безумия, в которое они оказались вовлечены по воле их бесноватого фюрера…