Я - Янис - [23]

— Покажи.

Земля была довольно неровная, но я все-таки поднялась на заднее колесо и немного проехала. Ничего особенного. Пара небольших кругов. Даже стыдно показывать циркачам.

Поэтому я смутилась, когда те, кто отдыхал в пластиковых креслах, вдруг очнулись и уставились на меня.

— Альфред! — представился тот, кому мне, вообще-то, совсем не хотелось пожимать руку. Но что делать, если он уже ее протянул?

— Янис, — ответила я.

— Хорошо, Янис, — сказал один из акробатов. — Вези велосипед в шатер.

Он что, решил, что мой велик какой-то особенный? Ошибается. Маленькие подскоки на заднем колесе — вот и все, чему я его научила. А тут ему вдруг разрешили то, о чем, наверное, тайно мечтает каждый велосипед.

Альфред и акробаты положили доски на козлы и построили в манеже дорогу. Все они были длинноваты для моего велосипеда, но все-таки по очереди въезжали на одну доску, чтобы тут же ринуться вниз по другой. Вверх — вниз.

Сначала я просто сидела и смотрела, а потом мне захотелось попробовать самой. Я сделала обычные качели — положила доску на козлы — и въехала на нее, но когда добралась до середины, доска наклонилась, и я съехала вниз. Самое жуткое — сильный удар, когда доска наклоняется и опускается на другую сторону. Как будто тело выбрасывает сильная катапульта, и ты, как ракета, чуть не врезаешься в стенку шатра.

Прежде чем мне удалось справиться с этим номером, я упала столько раз, что даже считать перестала. Хотя время как будто остановилось. Я тренировалась и тренировалась, и никто не говорил, что пора заканчивать.

Домой я приехала довольно поздно. Но мама и слова не сказала, только посмотрела на мои рваные брюки и кровавые коленки.

— Что случилось, Янис?

— Ничего особенного, — ответила я. — Просто каталась на велосипеде.

На следующий день была суббота. В воскресенье «Цирк Варьете» должен был дать последнее представление в нашем районе. Как и всегда по субботам, встала я довольно рано. И мне очень хотелось еще немного потренироваться с велосипедом в манеже.

Мама и Зак еще спали, когда я вышла из дома.

Не успев дойти до пустыря, я встретила Альфреда. Он только что вышел из магазина на заправке с пакетиком в руках.

— Ты уже завтракала? — спросил он, помахав пакетом.

Я не завтракала, поэтому покачала головой.

Альфред жил один в вагончике. Мне там сразу понравилось. На стене висела большая картина с клоуном.

— Видишь, кто это? — спросил он.

— Ты?

Он засмеялся, возясь с чайником в уголке.

— Это Чарли Ривел. Стоит мне взглянуть на эту картину, как я снова вспоминаю, почему хочу быть клоуном. Никто не умел смешить людей, как он.

— Хорошо нарисовано, — сказала я, мне и вправду так казалось. Что-то особенное в глазах: они смотрят на тебя, где бы ты ни стоял. Я попробовала разные места: и когда я стояла у двери, и когда села на красный диван, взгляд Чарли следовал за мной.

— Как можно так нарисовать? — сказала я.

— Не представляю, — ответил Альфред и налил мне чаю. — Я купил ее на барахолке в Кракове.

— Это где? — спросила я. Я и не представляла, что такое жить в вагончике и все время быть в пути.

— В Польше.

— Ты там живешь?

— Иногда. Возьми еще бутерброд.

Я уже и забыла, что боялась его. И даже почти забыла про пятьсот крон. Альфред ел медленно и задумчиво.

Я и сама не заметила, как рассказала кучу разных вещей о себе. Еще он спросил меня, как я научилась ездить на велосипеде. Я засмеялась — все умеют кататься на велосипеде.

— Сначала маме приходилось бегать за мной и держать за багажник. Мне, наверное, было лет пять.

— У тебя остался тот велосипед?

— Не знаю. Может, в подвале.

Так мы и отправились ко мне домой. Чем ближе мы подходили, тем больше мне становилось не по себе. Но было еще рано, и во дворе только малыши раскачивали качели. Когда мы проходили мимо, они попросили, чтобы их подтолкнули, и Альфред раскачал их так, что они побледнели.

Потом мы ушли, не дожидаясь сердитых мамаш.

16. О расплате

Он был там, мой первый красный велосипед. За диваном и сломанными стульями. Альфред без труда достал его оттуда и хорошенько накачал: и с покрышками, и с клапанами все было в порядке.

— Пора ему подвигаться, правда?

Он сел на велосипед и поехал, прямо в подвальном коридоре. Выглядело это ужасно глупо: Альфред не помещался на седле и задирал колени выше ушей. Когда он уселся на багажник, я подумала, что велосипед не выдержит. Но он каким-то образом устоял.

— Сколько ты за него хочешь? — спросил Альфред, достав бумажник, который так хорошо был мне знаком.

— Нисколько, — быстро ответила я, стараясь не стучать зубами.

— Ну, пятьсот крон он точно стоит, — Альфред протянул мне купюру.

— Нет! — крикнула я. — Мне не нужны твои пятьсот крон!

Альфред посмотрел на меня и наверняка заметил, что у меня стучат зубы. Так всегда бывает, когда я волнуюсь. Но, может, он подумал, что мне просто холодно в подвале.

Он спрятал бумажник, и я снова успокоилась.

И тогда мне стало хорошо, как никогда: мы были в расчете, Альфред и я. Пятьсот крон — и пятьсот крон. И пусть никто ничего не знает.

Дети на качелях еще не оправились от шока и пускали сопли. Когда они увидели дядьку, который едет, сидя на руле самого маленького в мире велосипеда, один свалился с качелей. Мы не стали останавливаться и смотреть, грохнулся второй или остался болтаться.