Я взлечу - [77]

Чего-чего?

– Я ни разу не намекала ни на какое убийство копов!

– «Если коп нападет, я вне закона окажусь мгновенно, буду головорезом»? – цитирует он. – И что это, по-твоему, значит?

Как вообще по этим словам можно подумать, что я собираюсь убивать?

– Блин, это значит только то, что меня посчитают убийцей, что бы я ни делала! – Мне реально надо объяснять ему каждое слово? – Там дальше: «Как мой папа, что не знает страха», потому что последний альбом моего отца называется «Страха нет». А «парни с района в мою память пошлют вас на хер» означает, что в случае чего меня прикроет весь Сад. Вот и все. Ни про какие убийства там ничего нет!

– Ладно, но ты же понимаешь, как легко понять тебя неправильно?

– Не, ни хрена.

– Слушай, я тебя ни в чем не обвиняю. – Ага, так и я поверила. – Песня крутая. Но скажу честно, когда шестнадцатилетняя девчонка читает о том, сколько у нее патронов… это обескураживает.

То есть дело даже не в том, что мне шестнадцать, а в том, что я девочка?

– Когда моему отцу было шестнадцать, он тоже обо всяком таком читал. Вас это обескураживало?

– Нет.

– Почему?

– Да ладно, сама все понимаешь, – заявляет Хайп. – Это совсем другое.

– Почему другое? Я лично знаю девчонок, которым в шестнадцать-семнадцать приходилось носить ствол и лезть в очень грязные дела, лишь бы выжить.

А потом их замели штурмовики, которым было вообще насрать, кто какого пола.

– Это просто другое, чувиха. Правила писал не я, – говорит Хайп. – К чему я веду. Ты правда хочешь, чтобы мы поверили, что ты вся такая уличная и бросаешься на людей со стволом? Давай, признавайся, кто писал тебе текст?

Чего?!

– Во-первых, песня не о том, что я на кого-то бросаюсь. Во-вторых, текст писала я.

– Что, правда, сама написала целую песню? А фристайлы для батла?

Чего он несет, реально?

– Песню правда писала я, а фристайлы сымпровизировала на ходу, как и положено, это же батл. Вы сейчас на что намекаете?

– Спокойно, малышка, – говорит Хайп. – В том, что у тебя есть текстовик, нет ничего зазорного. Только хороший текстовик пишет тексты специально под заказчика. А поверить, что на тебе патронташ, извини, нереально.

А знаете, пошло все к черту! Все равно никакие мои слова и поступки ничего не значат. Все будут думать обо мне и о песне что хотят. Я сдергиваю наушники.

– С меня хватит!

– Эй, Ловорезка, мы еще не закончили!

– Меня зовут Бри! – кричу я каждой клеткой своего тела.

– Хорошо-хорошо, Бри, спокойно, – ухмыляется он. Так и тянет стереть эту ухмылку с его лица. – Мы так хорошо беседовали, не надо злиться.

– Вы меня обвинили в том, что я не сама писала себе тексты! Где вы видите хорошую беседу?

– Раз ты так разозлилась, видимо, реально писала не сама.

Распахивается дверь, влетает Суприм.

– Бри, успокойся.

– Расслабься, Прим, – говорит Хайп. – Если у нее правда столько стволов, сколько в песне, она сама со мной разберется. – И включает закадровый смех.

Я чуть не лезу на стол, чтобы ему врезать. Суприм меня удерживает.

– Идите на хер! – выкрикиваю я.

– Вот как мы заговорили? И ты еще удивляешься, что тебя вышибли с Ринга. Малышка устроила нам тут ПМС! – «остроумно» шутит он и включает барабанную дробь.

Суприм почти волоком вытаскивает меня из студии. Мы идем по коридору мимо техников, они тычут в нас пальцами и перешептываются, слушая новые офигительные шутки Хайпа в колонках. Всем бы им морды набила.

Суприм вытаскивает меня в лобби. Я вырываюсь.

– Ни хрена себе, – хмыкает он. – Чего ты так завелась?

А что, непонятно? Я часто дышу и быстро-быстро моргаю, но глаза все равно щиплет.

– Вы вообще слышали, что он нес?

– Я предупреждал, что он будет стараться тебя вывести. В этом вся суть Хайпа. – Суприм гладит меня по щеке. – Вообще, знаешь, ты талантище! Сделала ровно то, что я тебе в самом начале сказал. Как ты только вспомнила?

Мне кое-как удается унять стук сердца и перестать задыхаться.

– Чего?!

– Ты круто сыграла кровожадную крысу из гетто. Представляешь, как после этого попрет статистика?

Мне будто ведро ледяной воды в лицо плеснули. Крыса из гетто?

Несколько тысяч человек только что слышали, как я разношу студию, в прямом эфире. Видео, наверно, увидит еще несколько миллионов. Им будет плевать, что Хайп меня нарочно вывел и что у меня сейчас черная полоса в жизни. Они просто увидят разозленную чернокожую девчонку из гетто – совершенно стереотипную.

Суприм тихо смеется.

– Как ты сыграла свою роль, как шикарно ты сыграла!

Вот только я не играла. Я правда такой становлюсь.

Двадцать восемь

Я прошу Суприма отвезти меня к Сэл. Хочу увидеть брата.

Всю дорогу телефон Суприма разрывается от уведомлений. Сам Суприм не может усидеть спокойно, так и подпрыгивает.

– Ура! – Он бьет по рулю, как будто дает ему пять. – Малышка, скоро у нас будут бабки! Лучше и придумать нельзя было! Теперь мы в шоколаде!

«Крыса из гетто» – три слова, пять слогов.

Все будут считать меня крысой из гетто,

кровожадной, едкой и с пистолетом.

Наконец Суприм высаживает меня возле «У Сэл». На двери висит табличка «Закрыто». Еще рано, они открываются только в полдень. Сэл замечает меня в окно и впускает. Говорит, Трей на кухне.

Сложно сказать, кем он тут работает. То разносит заказы по столикам, то руководит поварами. Сегодня он моет пол.