Я взлечу - [27]

– Надеюсь, деньги пойдут на благо моих внуков, а не на всякие темные делишки, знаю я тебя, – заявляет бабушка.

– Прошу прощения, – переспрашивает Джей, – какие еще делишки?

– Луиза, не надо, – вмешивается дедушка.

Бабушка поджимает губы и смотрит на меня.

– Брианна, детка, может, сядешь с нами?

Каждое воскресенье одно и то же. К счастью, я уже разработала систему. Я сажусь к ним ровно через раз. Так и бабушка не обижается, что я предпочитаю Джей, и Джей – что я предпочитаю бабушку с дедушкой. Этакая совместная опека, версия для церковных скамей.

Хитро закручено, но такова жизнь. В прошлый раз я сидела с Джей, значит, теперь очередь бабушки с дедушкой.

– Да, мэм.

– Хорошая девочка, – самодовольно произносит бабушка. Она явно еще не просекла мою тактику. – А ты, Лоуренс?

Это она Трею. Его зовут Лоуренс Маршалл Джексон – третий. Бабушка почти не пользуется его прозвищем.

Трей обнимает маму за плечи.

– Мне и тут хорошо. – Так он говорит каждую неделю.

Бабушка поджимает губы.

– Ясно. Брианна, пошли.

Джей, пока я пробираюсь мимо нее, украдкой сжимает мою руку.

– Пока, малышка.

Она в курсе, что я делю воскресенья пополам. И говорила мне, что это необязательно. Но я готова на все, лишь бы никто ни с кем не ссорился.

Я иду за бабушкой в передние ряды. У них с дедушкой свои собственные места во втором ряду. Потому что первый ряд – чтобы выпендриваться. Второй – тоже чтобы выпендриваться, но там можно притвориться, что ты скромный.

Бабушка разглядывает меня, прищурившись.

– У тебя усталый вид. Мешки под глазами, все дела. Эта женщина совсем не следит, во сколько ты ложишься?

Ну, во-первых, нормально я выгляжу, не надо тут. Во-вторых:

– Я ложусь спать не поздно.

Иногда. Джей не виновата. Это все приставка.

– Ага, щаз! – заявляет бабушка. – Прямо ложишься. И какая-то ты дохлая ваще.

Вообще-то никакая я не дохлая и даже не тощая. А бабушка-то разговаривает как деревенщина. Со всеми ее попытками укосить под аристократку она, как любит говорить дедушка, одной ногой вышла из села и только пальчик высунула из глупости.

– Бабушка, я нормально питаюсь.

– Угу. Что-то не похоже. Она небось еще и не готовит? Эти молодые мамаши не вылезают из забегаловок. Наверно, каждый вечер ешь гамбургеры. Ужас!

Я ничего даже не сказала, и вот пожалуйста.

Бабушка трогает мои волосы.

– И зачем она тебе всегда эти косы заплетает? У тебя хорошие волосы! Зачем их так уродовать?

Хорошие волосы? Плохие волосы? Чего?!

– Богом клянусь, эта женщина вообще не умеет заботиться о детях, – продолжает бабушка. – Ты же помнишь, что всегда можешь вернуться домой?

Для нее мой дом – у них с дедушкой. Она вечно ведет себя так, как будто я к Джей просто погостить заехала. Скажу откровенно, сначала я правда хотела вернуться. Когда видишь маму только по выходным и праздникам, она тебе почти чужой человек. И тут тебе вдруг приходится с ней жить.

Но теперь я знаю, скольких трудов ей стоило добиться разрешения нас забрать и как ей будет больно, если я вернусь. Поэтому я отвечаю:

– Помню. Но хочу остаться с мамой.

Бабушка громко скептически хмыкает.

К нам подсаживается сестра Дэниелс. Она тоже из тусовки «спасенных и типа богатеньких». Ходит с таким видом, как будто живет не в «Кленовой роще». Бабушка обнимает ее и широко приторно улыбается – а за глаза только и делает, что поносит. Именно бабушка пустила слух, что у сестры Дэниелс дома тараканы. Теперь той больше не поручают ничего готовить для церковных праздников, и эта честь перешла к бабушке.

– Подруга, круто выглядишь! – говорит сестра Дэниелс.

Так и вижу, как бабушка раздувается от гордости. Но с лестью в церкви надо держать ухо востро. Велика вероятность, что на самом деле о тебе думают прямо противоположное, но говорят комплименты на случай, если Иисус услышит.

– Спасибо, подруга, – отвечает бабушка. – Это мне племянница купила на своей любимой распродаже.

– Я так и подумала.

А вот это уже изящное оскорбление. На бабушкином лице мелькает тень злости: она тоже поняла.

Она разглаживает юбку.

– С чем пришла, подруга? – Это по-церковному «Вали-ка поздорову».

– Просто хотела проведать Брианну, – отвечает сестра Дэниелс. – Кертис рассказал мне, что случилось в школе. Малышка, ты как?

Я смотрю через проход. Кертис, широко ухмыляясь, машет мне рукой.

Кертис – единственный внук сестры Дэниелс. Его мама сидит в тюрьме, он живет с бабушкой и все время ей стучит. Помнится, в пятом классе он сказал мне какую-то фигню, я разозлилась и дала ему в зубы. Он побежал жаловаться бабушке, та рассказала моей, и я получила взбучку. Ябеда.

Бабушка тут же наседает на меня:

– Брианна, а что случилось в школе?

Я не хотела ей говорить. А то задаст миллион вопросов, на которые я не хочу отвечать.

– Ничего особенного.

– О нет, это было что-то особенное, – возражает сестра Дэниелс. – Кертис сказал, охрана швырнула ее на пол.

Бабушка закашливается. В таких моментах весь смысл жизни сестры Дэниелс.

– Швырнула?.. – переспрашивает бабушка. – Зачем это охране швырять Бри на пол?

– Подумали, что она пронесла наркотики, – говорит сестра Дэниелс, не успеваю я и слова вставить.

Бабушка закашливается еще раз. Я уже просто зажмуриваюсь и подпираю голову рукой.