Я вспоминаю... - [14]

Мне повезло: когда я вошел в зал, там сидела только одна свободная девушка. Она была молода. Чуть старше меня. Она казалась вполне приличной, славной девушкой, ожидающей своего друга. И этим другом оказался я.

На ней не было ни черного кружевного, ни красного атласного платья, как принято у подобных женщин, в чем я впоследствии убедился. Такая своеобразная униформа могла меня отпугнуть. Помнится, я так волновался, что любая мелочь могла вывести меня из равновесия.

У девушки был нежный голос, она была молчалива и не агрессивна. Она производила впечатление, скорее, робкой особы. Позже я решил, что с моей стороны было большой наивностью думать, что проститутка может быть робкой. Но с| годами я стал думать: а почему бы и нет? Я знал робких актеров и актрис. Я был знаком с клоунами, которые, сняв клоунскую одежду и накладные носы, становились робкими людьми. Я знал одного робкого режиссера. Я сам довольно робок, когда не работаю и не охвачен творческой энергией, заставляющей меня забывать все на свете. Возможно, все люди робкие и просто притворяются другими.

Думаю, девушка была красива. Во всяком случае тогда она показалась мне привлекательной. По правде говоря, сейчас я не могу вспомнить ее лица. Вполне возможно, что однажды я прошел мимо нее на улице, не узнав. А она, может быть, узнала меня. А может, в одежде и не узнала.

Помнится, при встрече я подумал, что она из тех девушек, которым нужно носить белые перчатки. Я удивился, почему такая молодая и хорошенькая девушка сидит одна. Только спустя годы я понял, что она, наверное, только что рассталась с другим клиентом.

Все было чудесно. Реальность оказалась не хуже ожиданий.

Позже я узнал, что на свете существует и нечто большее, гораздо большее, — секс в любви. Тогда же я, глупый и невинный мальчишка, поверил, что люблю эту девушку, чье имя я сейчас не помню, и не сомневался, что, раз уж нам было так хорошо, и она любит меня.

Мне хотелось узнать ее лучше. Я предложил ей встретиться в другом месте. Наверное, правила это запрещали, о чем я не знал. Возможно, если бы девушку увидели со мною, то выгнали бы с работы. Я, который сам еще не знал, чем заработать на жизнь, собирался уговаривать ее сменить род занятий. Какое право я на это имел?

На мое предложение девушка ответила отказом. Нет, она не может встречаться со мною вне этого места, но зато я могу навещать ее так часто, как захочу. Она настойчиво меня пригашала.

Я собирался вскоре прийти вновь, но как-то не получилось. Больше я там не был. Но воспоминания остались самые мечательные. Думаю, мне не хотелось портить впечатления, жизнь моя приняла другой оборот, и мне больше не было ы посещать бордель, а мой опыт я, как мог, использовал в своих фильмах. Публичный дом — бесценный опыт для писателя или режиссера.

Иногда я вспоминал ту девушку, задавая себе вопрос, не обидел ли я ее тем, что больше не пришел.

Меня всегда интересовал остальной мир, особенно Америка, но, находясь вне Рима, я каждый раз чувствовал, что мне чего-то не хватает. Ни одно место на земле, когда я попадал туда, не выдерживало сравнения с моим представлением о нем. Только Рим. Он превзошел самые смелые мои ожидания, реальность оказалась лучше самой мечты.

Мне казалось, что в Риме все постоянно что-то едят. Повсюду я видел людей, удовлетворенно жующих разные вкусности, от которых у меня текли слюнки. В окнах ресторанов мелькало множество вилок с намотанными спагетти. Я даже не подозревал, что существует столько видов макаронных изделий. А богатейшие сырные лавки, несравненный запах теплого хлеба из булочных, на каждом шагу кондитерские…

Я не мог посещать эти кондитерские так часто, как мне того хотелось. У меня недоставало денег даже на обед. И я порешил непременно разбогатеть, чтобы есть столько пирожных, сколько влезет. Именно в этот момент я, который никак не мог набрать нормальный для своего возраста вес, я, который всегда стыдился своей худобы, открыл способ, как поправиться, и это сработало слишком хорошо. К тому времени, когда у меня появились деньги, чтобы купить столько пирожных, сколько хотелось, я поправился настолько, что не мог позволить себе съесть и одного. Теперь я стеснялся носить плавки из-за лишнего веса. Видимо, я стал набирать вес от одного лишь вида пирожных в витрине, которые мог есть разве что во сне.

В доме моих родителей прекрасно кормили, а еды было| больше, чем мы могли уничтожить. И все же после сытного вкусного обеда дома я мог стоять перед витриной ближайшей кондитерской, прижавшись носом к стеклу, и пожирать глазами роскошный торт, мечтая иметь в кармане достаточно денег, чтобы его купить. Я не был недокормленным ребенком, ни выглядел именно таким — особенно, когда стал усиленно расти, и потому мать считала, что мне надо больше питаться — даже в том случае, когда собственными глазами видела, как много я поглощаю еды.

Думаю, моя худоба смущала ее и по той причине, что ей было стыдно перед соседями, которые могли счесть ее нерадивой матерью. Отличной кухней наша семья была целиком обязана отцу. Тогда мы с братом этого еще не знали. Мы думали, что во всех семьях питаются так же. Конечно, это было далеко не так. Отец всегда старался, чтобы у нас все было самое лучшее, хотя сам редко разделял с нами трапезу. Некоторые торговцы привозят домой остатки — то, что не сумели продать. Но только не мой отец. Для его семьи все только самое лучшее. Только что отжатое оливковое масло. Отборные кофейные зерна. Лучший шоколад.