«Я всегда на стороне слабого». Дневники, беседы - [52]

Ну а если все же работали бы там, какую главную тему вы бы хотели затронуть и показать всему миру?

Я хочу, чтобы бедных было меньше. Наверное, я на это бы сделала акцент, если бы имела свою программу. Хочу, чтобы чиновники не были такими равнодушными.

У вас есть домашние животные?

Нет.

А вы их любите?

У меня в хосписе в Киеве живет большой попугай какаду Жанна. Она говорящая.

Вы делаете добрые дела, а вы становитесь счастливее после этого?

Я счастлива и до, и после, и сейчас. Я вообще очень счастливый человек.

Вы когда-нибудь стеснялись себя?

За что-нибудь сказанное или сделанное? Было ли мне стыдно? Да. Часто после конфликтов. У меня тяжелый характер. Я эмоциональная. Я могу в очень резкой форме высказать свое негативное отношение в какой-то момент. Не то что-то сказать. И мне бывает стыдно, и я даже иногда прошу прощения.

А за ваших сыновей вам когда-нибудь было стыдно?

Пока, слава Богу, нет.

Вы постоянно работаете, а кто воспитывает ваших детей?

Они у меня довольно большие, но я все-таки пытаюсь воспитывать их сама.

А когда маленькие были?

У меня средний был грудным почти пять лет, поэтому я была привязана, и я не ездила столько сюда. В России я всего три года, и дети, слава Тебе Господи, все, кроме последнего, совершеннолетние. А так таскала их с собой.

Вы верующий человек?

Да.

А как насчет того, что Господь не дает человеку крест тяжелее, чем он может вынести?

Совершенно точно.

Как вы думаете, что нужно сделать, чтобы в стране было меньше бездомных?

Надо все-таки сделать больше социальных приютов, надо восстановить или обновить систему реабилитации людей, которые были в тюрьме, освободившихся. Потому что им буквально некуда деваться. Сейчас поставлена система так, что они из тюрьмы либо обратно попадают, либо на помойку на вокзал. Тут надо или восстанавливать, или делать что-то новое. И для тех, кто в трудной жизненной ситуации, должны быть дома не такие огромные, как казармы, а маленькие приюты на двадцать пять — тридцать человек, в которых они могут реабилитироваться и вернуться к нормальной жизни.

Часто ли вас называют героем?

Ты знаешь, во-первых, не считаю. А во-вторых, очень этого не люблю, потому что я не герой, я самая обычная женщина. Ничего героического я не делаю.

Вот наступил такой день, когда государство занимается бездомными людьми, и вы просыпаетесь и чувствуете, что вам не надо им помогать, никуда ездить. Чем вы будете заниматься?

Тогда я пойду в гости к своим бездомным, которых обслужит государство, в новый приют и скажу: «Привет, я Доктор Лиза, узнали меня?» И буду пить с ними чай.

«Мы спасаем тех, кого называют “сброд”»

[46]

Вашей организации «Справедливая помощь» три года. Не знаю, принято ли у вас подводить итоги и чем их измерять… не спасенными же жизнями, ведь ваши клиенты — обреченные.

Ну почему? Не все так грустно. В 2010-м мы 130 человек отправили на историческую родину. 49 больных туберкулезом, подобранных на улице, были помещены в диспансеры. На дому обслужили больше 60 больных. Семеро погибли. Четверых нищих мы похоронили за счет фонда. Собрали десятки килограммов гуманитарной помощи для замерзающих этой лютой зимой, а поддержку, которую летом направляли пострадавшим от лесных пожаров, измеряем тоннами.

Что характерно, все это не разворовывается и не сжигается на свалках.

Смысл существования каждого благотворительного фонда в том, чтобы он работал. Не только собирал помощь и отвечал на телефонные звонки, а реально работал. У меня все раздают помощь, в том числе диспетчер фонда.

Я знаю, вы грезите о создании в Москве больницы для бедных. Приблизились к мечте?

До такой степени, что озвучила это в кабинете нового уполномоченного по правам человека по Москве. Еще в Совете Федерации была, в префектуре Центрального округа…

А в ответ — тишина?

Вроде говорят, что больница нужна.

Голиковой не пробовали писать? Ее тема.

Я обращалась к прежнему министру — Зурабову. Получила отказ. С Голиковой у меня нет времени переписываться. Последние два года занимаюсь только бедными — на вокзалах, в домах, подъездах.

Наверняка не всем, кто к вам обращается, реально помочь.

Наплыв нуждающихся большой, и есть четкие критерии для тех, кому мы помогаем. Это люди, от которых отказались все остальные. Их называют «сброд», «низ общества» и так далее. Мы берем бездомных, безногих, бывших гастарбайтеров, людей без медицинской страховки, без документов, освободившихся из тюрем, умирающих, которые не хотят или не имеют возможности быть в хосписе, — это все наш контингент.

Расскажите о самых длинных и коротких знакомствах с больными. Может быть такое, что сегодня вы приезжаете к человеку, а завтра его уже нет?

Один раз хлеще было. Приехали практически к трупу, и через три минуты человек умер. А самых долгих — много. У меня есть больной Панов, которого я знаю столько, сколько существует фонд. Он перенес инсульт во время наркоза, когда ему делали тяжелую онкологическую операцию. Есть больная из Люберец. Не буду озвучивать ее диагноз, она не ходит. Одинокая, но очень любимая нами женщина. Есть 34-летний Данила, который третий год окормляется в нашем фонде. У него редкое заболевание — аутоиммунный лейкоэнцефалит, за год он превратился в ребенка, разучился говорить и обслуживать себя. Сознание — на уровне новорожденного. Это все были безнадежные больные.