Я все еще влюблен - [120]

– Между прочим, ваше величество, – медленно говорил Энгельс, медленно обходя стол, – ваш знаменитый собрат и коллега Карл Девятый в ночь на двадцать четвертое августа 1572 года играл в Лувре на бильярде, когда услышал звон колоколов, призывавший католиков бить гугенотов. То была, как вы помните, Варфоломеевская ночь.

– О, господи! Какие мрачные сравнения! – без тени шутки воскликнул Тернер, опасливо поглядывая на открытую дверь и прислушиваясь к звукам в зале. – Меня, как я вижу, вы хотели бы видеть в роли не короля, а гугенота…

– В ту ночь, – как бы в пространство произнес Энгельс, принимая стойку для удара, – в Париже было убито около двух тысяч гугенотов.

– Перестаньте, господин Энгельс, – нервно передернул толстыми плечами Тернер.

– А потом еще тридцать тысяч в других городах Франции…

– Вы слышите? – всполошился Тернер, указывая кием в сторону зала. – Там опять что-то началось. Пойдемте отсюда!

Энгельс ударил, и неудачно. «Все пропало! – с досадой подумал он. – Сейчас этот тип врежет шар с цифрой „восемь“, и мне придется платить».

– Пойдемте отсюда! – повторил Тернер.

– Сэр! Я не узнаю вас, – усмехнулся Энгельс. – Или я действительно играл не с мужчиной, а с евнухом? Бейте, ваш черед. Мы уйдем отсюда только после того, как закончим партию.

Тернер прицелился. Теперь ему хотелось не столько выиграть, сколько быстрее закончить игру. Он прицелился, конечно, в удобно стоявший восьмой шар, и прицелился тщательно, но руки у него, видимо, дрожали, он потерял кладку, и удара не получилось, шар нелепо ткнулся в борт рядом с лузой. Энгельс понял, что у него появился еще один, и последний, шанс – такую ошибку Тернер уже не повторит. Где же туз?..

– Да, сударь, – Энгельс опять пошел вокруг стола, изучая положение на поле, – было убито за несколько дней около тридцати пяти тысяч гугенотов.

__ Да к чему вы все это? – не вытерпел Тернер.

– А к тому, милостивый государь, – Энгельс выбрал позицию для удара, – что политические страсти и классовая ненависть гораздо сильнее страстей религиозных.

Раздался топот ног, и в бильярдную вбежал бармен.

– Господин Энгельс! – задыхаясь, проговорил он. – Там ломится в дверь толпа озверевших рабочих. Они убили швейцара… Вы тут единственный трезвый человек, вы тут единственный, к кому у рабочих нет ненависти… Подите поговорите с ними… Спасите нас!

Тернер бросил кий и кинулся к двери.

– Назад, евнух! – Энгельс одним прыжком догнал беглеца, схватил за плечо и крутанул в направлении бильярдного стола. – Я вам сказал, что вы не уйдете, пока мы не кончим партию. Ваша попытка к бегству тем более позорна, что ход мой. Я завтра же поставлю перед правлением клуба вопрос о вашем исключении из членов за такое недостойное поведение… И вы, Харпер, обождите. Я сейчас.

Туз стоял крайне неудобно; неудобно, почти у самого борта, стоял и биток. Энгельс примерился и так и этак. Положить туза можно было лишь сложнейшим триплетом в среднюю лузу. А триплет за всю жизнь Энгельсу удавался не более четырех-пяти раз. Но надо, надо!.. Ударив, Энгельс закрыл глаза и, как ему показалось, очень долго не открывал их. На самом деле он открыл их почти тотчас и увидел, как туз резко ударился о борт, отскочил к противоположному и от него – мягко и точно – в лузу!

Энгельс подбросил под потолок кий и торжествующе хлопнул в ладоши.

– Гоните, сэр, десять фунтов! – воскликнул он, жалея, что лишь один Харпер видит поверженного короля.

– У меня нет денег, – проговорил бледный Тернер.

– Что?! – взревел Энгельс, монокль выпал у него из глаза и повис на шнурке. – У вас нет денег, а вы начинаете игру? Да еще на такую ставку? Ваше величество, самое малое за это бьют по физиономии!

– Я был уверен, что выиграю, – лепетал Тернер.

– Ах, вы были уверены! – Энгельс, как видно, для острастки перехватил кий подобно дубинке, тяжелым концом вниз, и угрожающе двинулся на Тернера. – Даже Карл Девятый не был уверен в исходе Варфоломеевской ночи…

Харпер, видя, что дело может кончиться крупным скандалом, и желая скорее заполучить Энгельса, примирительно сказал:

– Бывает, господин Энгельс, со всеми случается… Я заплачу вам десять фунтов. А господин Тернер потом мне отдаст, – вынув из кармана два пятифунтовика, он протянул их победителю.

– Ни в коем случае, господин Харпер, я не приму эти деньги из ваших рук. – Энгельс поставил кий и глубоко засунул руки в карманы. – Пусть Тернер возьмет их у вас и передаст мне.

Мгновение помешкав, Тернер схватил деньги Харпера и торопливо сунул Энгельсу. Но тот не спеша, внимательно оглядел всю фигуру дрожавшего от нетерпения и страха Тернера, наслаждаясь этим зрелищем, и лишь потом взял деньги.

– То-то, евнух! – бросил он вдогонку уже летевшему к двери королю. – И завтра же отдайте долг Харперу. Иначе в правлении окажется два моих заявления на вас.

– Скорее, господин Энгельс, скорее! – тянул за рукав Харпер.

Энгельс снова взял кий, как дубинку, и они вышли в зал. Сразу бросилось в глаза, что здесь почти все протрезвели. Лишь несколько совсем уж безнадежных голов свисали над столами. Из вестибюля действительно доносились крики, кто-то неистово стучал в дверь. Энгельс направился туда. Вдруг из-за столика навстречу ему поднялась нескладная, совершенно пьяная фигура. Энгельсу показалось, что это все тот же шпик. Он не ошибся. Шпик, весь день следивший за поднадзорным, весь день слушавший его, был буквально перенасыщен рассуждениями, доводами и предсказаниями Энгельса. Они произвели на него такое гнетущее впечатление, что к концу дня, уже здесь, в клубе, он впал в состояние меланхолической депрессии. Стремясь выйти из этого состояния, он пропустил несколько рюмок. Не помогло. Выпил еще – опять нет желаемого результата. И так, все повторяя и повторяя попытки, он постепенно до того наспиртовался, что совершенно забыл, где он, кто он и что с ним происходит.