Я возвращаю долг - [8]

— Хорошо, — отвечаю с улыбкой и ухожу, последнее слово все равно останется за мной.

Слышу, как Альберт Игоревич пыхтит, а потом зовет управляющую:

— Зина!

Так, эта Зина весьма интересная особа. Горничные проговорились, что она сильно ворует, не гнушаясь тащить с работы все, что плохо лежит. Нужно о ней узнать побольше.

Подхожу к двери номера и на мгновенье замираю, крутя в руках пакет с платьем. Как мальчишка, ей Богу. Мне двадцать четыре года, у меня два образования, я бегло говорю на трех языках, а не могу зайти в простой гостиничный номер. Открываю решительно дверь и замираю на пороге.

Пока меня не было, Вера успела все убрать: не просто отмыть, а наполнить этот уголок каким-то внутренним теплом. По сути ничего не изменилось, только энергетика в помещении поменялась — мне хочется войти внутрь, вдохнуть всей грудью запах чистоты и осенней свежести, которая льется из приоткрытого окна.

Вера оборачивается, и мы встречаемся взглядами. За столько лет я не смог забыть этой синевы. Меня озаряет вспышка — я подсознательно встречался чаще всего именно с голубоглазыми девушками. Совпадение? Нет, вряд ли.

Лицо Веры раскраснелось от работы, а волосы растрепались. Мне приходится взять себя в руки, чтобы не подойти и не убрать выбившиеся пряди ей за ухо. Просто продолжаю на нее смотреть. Она мило краснеет, отводит взгляд... А потом начинает оседать на пол. Спасибо отцу и его настойчивому желанию отдать меня в секцию борьбы — мгновенная реакция позволяет мне поймать Веру почти у самого пола. Ее лицо побелело, губы чуть синие... Что с ней?

Разрываюсь между желанием вызвать скорую и самому как-то ей помочь. Бросаюсь с Верой на руках к раскрытому окну и распахиваю его на всю. Аккуратно кладу ее на широкий и длинный подоконник. А сам бросаюсь к кулеру с водой. Наливаю стакан и быстро обратно к Вере — она уже приходит в себя. Я бережно беру ее на руки и несу к кровати. По пути Вера открывает глаза. Ее взгляд расфокусирован, но недолго, как только она осознает произошедшее, в ее взгляде вспыхивает страх. Она, и без того маленькая, еще больше сжимается на моих руках и произносит одними губами мольбу:

— Отпустите меня, пожалуйста, мне идти надо.

— Вам сейчас лучше полежать, Вы плохо выглядите, — говорю я.

— Нет, не надо. Я просто немного устала, вот и все.

Говорит, а сама уже дрожать начинает, и явно от страха. Неужели меня боится? Быть такого не может! Вера, все еще бледная, упирается руками мне в грудь.

— Отпустите же, прошу.

— Хорошо, хорошо, — я аккуратно опускаю ее на пол.

Странная она какая-то. Ей помочь хотят, а она от страха трясется.

— Пожалуйста, — молит снова, — не говорите начальству, что мне плохо стало — мне эта работа необходима.

— Да я и не собирался говорить, — почему-то оправдываюсь, — Вы уверены, что с Вами все в порядке? Может Вас проводить?

— Нет, — она отрицательно качает головой. — Спасибо, я пойду.

Быстро обходит меня и торопливо собирает рабочий инвентарь. А потом так же быстро покидает комнату, словно ей неуютно в одной со мной комнате. Пару минут еще стою в замешательстве от ее поведения. Взгляд падает на пакет — платье осталась у меня. Да и как бы я его подарил? Непонятно. Ладно, подождем удобного случая.

Чтобы как-то убить время я нахожу для себя занятие: проверяю почту, отвечаю на некоторые послания, что-то читаю, но в голове ничего толком не оседает — мои мысли заняты Верой. Они возвращаются к ней снова и снова. Группируясь, перестраиваясь, они, наконец, приобретают четкое очертание и становятся единым целым — я все эти годы хотел встретиться с ней, узнать, как изменилась ее жизнь, что произошло с ней за это время. Я ей никто — мальчишка, которого она не выдала тринадцать лет назад, которому сказала, что надо верить и не бояться изменить жизнь, но сама она изменила свою? Она же хотела этого?

И вот мы встретились: она меня не помнит — это очевидно, но я хорошо помню ее. Я все это время жил ее заветом: «Как бы не было страшно, как бы не было больно, перебори себя, у тебя все получится, не повторяй ошибок других, ты лучше». Вера поверила в маленького пацана, который обманул ее. Меня заполняет неприятное чувство горечи и разочарования в себе.

Похоже сегодня мое прошлое, все-таки, взломает бетонные заграждения и вырвется наружу. Этого нельзя допускать! Снова одеваюсь и выхожу на улицу. Нужно развеяться. Клуб, веселая компания мне помогут. Но этому не суждено сбыться. В нескольких метрах от себя я замечаю знакомую хрупкую фигуру, которая торопится к остановке. Совершая очередную глупость за день, я следую за ней. Хорошо, что Вера не смотрит по сторонам, иначе она бы сразу меня заметила. На остановке она садится в трамвай, а я чудом успеваю попасть в соседний вагон. Внимательно слежу в окно, не выходит ли она. И когда замечаю ее уже на улице, со всех ног бросаюсь к выходу.

Господи, что я творю? Зачем преследую ее? Что такое со мной? Задаю я вопросы невидимому создателю, пока иду дальше за Верой. Через пару минут мы оказываемся во дворе многоквартирного дома. На детской площадке много детей. Вера подходит к небольшой группе из трех ребят. Это ее дети. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять очевидное: все трое очень похожи на мать. Ласково треплет двух старших мальчиков за волосы, улыбаясь при этом им, а самого младшего, совсем малыша, берет на руки.