Я видела детство и юность XX века - [87]

Для родных не без вести пропавший,

А живой, пока живут они[231].

Анкета, заполненная Ириной Эренбург в 1995 г. по просьбе одного из немецких журналов

— Что является для Вас самым большим несчастьем?

— Изгнанные собаки.

— Где вы желали бы проживать?

— В Москве.

— Что для вас совершенное земное счастье?

— Это могла бы быть долгая жизнь с моим мужем.

— Какие проступки Вы прощаете скорее всего?

— Все, кроме имеющих националистическую подоплеку.

— Ваши любимые литературные герои?

— Дон Кихот.

— Ваша любимая личность в истории?

— Нет таковой.

— Ваши любимые герои современности?

— Отличающиеся высоким профессионализмом в своей специальности.

— Ваши любимые женские образы в поэзии?

— Татьяна в «Евгении Онегине» Пушкина.

— Ваш любимый художник?

— Марке.

— Ваш любимый композитор?

— В музыке я не разбираюсь.

— Какие черты Вы цените больше всего у мужчины?

— Преданность и честность.

— Какие черты Вы цените больше всего у женщины?

— Смотри мужнину плюс откровенность.

— Ваша благодеятельность?

— Верность.

— Ваше любимое занятие?

— Работать, писать.

— Кем или чем Вы хотели бы быть?

— Психологом.

— Ваша главная характерная черта?

— Жизнерадостность. Оптимизм.

— Что Вы цените больше всего у Ваших друзей?

— Верность.

— Ваша самая большая ошибка?

— Разговорчивость.

— Ваша мечта о счастье?

— Вечная молодость, особенно теперь, когда в России так интересно.

— Что было бы для Вас самым большим несчастьем?

— Не мочь любить.

— Какой Вы хотели бы быть?

— Более работоспособной, чем теперь.

— Ваш любимый цвет?

— Серо-голубой.

— Ваш любимый цветок?

— Василек.

— Ваша любимая птица?

— Воробей.

— Ваш любимый писатель?

— Чехов.

— Ваш любимый поэт?

— Пушкин.

— Ваши герои современности?

— Сахаров и все, кто борется против фашизма.

— Ваши героини в истории?

— Александра Коллонтай.

— Ваши любимые имена?

— Ольга, Ирина, Маша, Борис.

— Что Вы ненавидите больше всего?

— Трусость.

— Какие исторические личности ненавидите больше всего?

— Гитлера, Сталина, Муссолини.

— Какими военными действиями Вы более всего восхищены?

— Нашей Победой во Второй мировой войне.

— Какую реформу Вы считаете самой важной?

— Отмену крепостного права.

— Каким врожденным даром Вы хотели бы обладать?

— Рисовать.

— Как бы Вы хотели умереть?

— Тихо, во сне.

— Ваше мировоззрение?

— Тревожное.

— Ваш девиз?

— Доброта остается высочайшей целью.

Письма

ПИСЬМА БОРИСА ЛАПИНА — ИРИНЕ ЭРЕНБУРГ ИЗ ПОСЛЕДНЕЙ КОМАНДИРОВКИ НА ФРОНТ (Август — сентябрь, 1941)

Киев, 23 августа, ночью.

Моя любимая Иришка! Мы приехали сюда вчера, после 4-дневного тряского, пыльного путешествия. Опять — «Континенталь» на два дня, послезавтра утром едем на юг, в Черкасы, затем вернемся на день и отправимся в Чернигов и на Гомельское направление (или в другие места — мы известим тогда редакцию). В Киеве стало очень сложно со связью. По телефону, должно быть, говорить не удастся часто, поэтому ты не беспокойся. Очень грустно, что мы опять расстались и теперь долго не увидимся. На душе странно и тоскливо. Мы стараемся побольше работать. В Киеве мало что изменилось. Спят здесь спокойно, о «фугасках» и «зажигалках» знают только понаслышке. Передай И.Г., что машинка печатает хорошо, несмотря на всю дорожную тряску. Нежно тебя обнимаю и целую (эх ты, моя дурочка!). Будь здорова. Постарайся чаще гостить на даче, пока хорошая погода и лето. Попробуй напиши мне сегодня фототелеграмму, к нашему возвращению дойдет. Если позвонит мама Захара — скажи ей, что здоров, сидит на диете, передает привет. До свидания.

Твой Борис.

Киев, ночь на 2 сент. 1941 г.

Моя дорогая, пишу тебе из «Континенталя» под артиллерийский гул, какого я еще не слыхал, — непрерывный, без интервалов, как будто большая телега катится по булыжной мостовой. Гул приятный — это наши орудия бьют по немецким позициям. В Киеве все по-прежнему. Мы позавчера вернулись из поездки — мы довольно точно описываем ее в очерке, который послали сегодня. Предыдущий наш очерк о Киеве, очевидно, не понравился — что-то его не видно. Приехав, я застал твою фототелеграмму. Можешь представить, как я обрадовался! И тотчас же побежал отправлять ответ, но отсюда бильдов[232] не принимают — только сюда. Напиши еще — м. б., к следующему приезду в Киев я получу. К сожалению, теперь, как видно, не придется нам так часто говорить по телефону, как прежде, но, м. б., все-таки это еще иногда удастся. Повсюду хорошо говорят о газетной работе Ильи Гр. — «писатель-боец» и пр. — Здесь его систематически перепечатывают, мы очень огорчались, что нас Орт. не послал в Ир.[233] — Мы писали бы оттуда хорошие корреспонденции и сейчас для газеты была бы польза, напр., серия очерков о герм, происках на Бл. Востоке. Интересно, послали ли Олега Эрберга. Почему-то мы думаем, что туда поедет Павленко, поскольку он в Москве. Завтра мы опять едем на неск. дней на фронт. Куда — еще не выбрали. География стала очень разнообразной. Крепко целую тебя и наших дорогих чернолапых. Сердечный привет Люб. Мих. и И. Гр. У меня остались милые воспоминания о наших утренних ужинах после бомбежки. Жене Бальтерманца скажи, что я видел его на днях — он ездит с кинооператором Кричевским и в скором времени собирается в Москву. Неужели негодяй Цветов не передал тебе моего письма?!.. Будь здорова, моя любимая жена, не унывай! Я помню тебя всякий час.