Я видел, как живет Италия - [21]

Начальник стройки Витторио принадлежит к числу тех итальянцев, которые мне особенно нравятся: высокий, сильный, властный, с обдуманными жестами и речью, со спокойным и мягким взглядом. Неторопливая и спокойная сила. Надежный человек. Скала. Он старый социалист. У него собственное мнение о таких стройках.

— Когда вам плохо, вы принимаете аспирин. Это успокаивает боль, но не излечивает болезнь.

Плавным жестом руки он показывает мне огромное строящееся здание.

— Здесь будут жить четыреста городских детей со слабым здоровьем… из бедных кварталов. Здесь они подлечат свои бронхи. Летом во время каникул детей будет на двести человек больше. В радиусе трех километров отсюда строятся еще четыре таких дома. В Галлио прогорели два роскошных отеля; попы их купили для той же цели. Наш целебный горный воздух вернет здоровье примерно двум тысячам детей. Через десять лет они будут голосовать за Христианско-демократическую партию. И в свою очередь дадут деньги для того, чтобы сюда приехали лечиться и обратились бы в истинную веру другие, сейчас пока еще не родившиеся дети. Non с’è fine ai mali dell’ Italia. (Нет конца бедам Италии.)

— Почему же другие партии не поступают так же?

— Потому что их предложения были бы отклонены, — спокойно, без всякой иронии отвечает он.

Тогда я загоняю его в угол:

— Как же вы относитесь к такому способу борьбы с безработицей? Минимальная зарплата, утвержденная профсоюзами, составляет для чернорабочего 1200–1300 лир в день. А на этих «стройках для рабочих» безработным платят 700 лир. Согласны ли с этим профсоюзы? — спрашиваю я.

— Да, они сами способствуют таким делам, эти профсоюзы! — восклицает он. — А то от этого у них будет gratta-capi (мигрень, неприятности).

— А частные предприниматели? Они не протестуют против конкуренции государства?

— Нисколько. Вероятно, и они так или иначе находят свою выгоду. Власти смотрят сквозь пальцы на некоторые злоупотребления с их стороны. Я тебе — ты мне. Это общее правило.

Он сплевывает на землю.

— В общем-то мне стыдно. Стыдно, потому что все это делается на наши деньги. Потому, что хоть и делается то, что нужно, но делается в действительности не государством.

— За кого вы будете голосовать в воскресенье?

Следует тяжелый вздох.

— За социалистов. За кого же еще голосовать? Это ничего не изменит, но голосовать против них еще хуже.

— А ваша жена?

Он долго смотрит на меня и отчетливо выговаривает:

— На избирательный участок ее отвозит в машине одна дама-патронесса. И моя жена очень гордится этим.

Проходит рабочий с тачкой и робко кланяется нам. Скрюченный и тощий, как гвоздь. Обождав, когда он пройдет, Витторио бросает:

— Что я вам говорил? Большинство здесь такие же, физически истощенные люди. На нормальную стройку их не возьмут. У этого искривление позвоночника, и ему вообще не следовало бы работать. Но у него шестеро детей. Пособие по безработице составляет 250–300 лир в день. Здесь же, по крайней мере, вместе с премией за качество, которую я как начальник стройки могу ему выписать, и включая пособие по многосемейности, он получит 1200 лир. При нормальных условиях рабочий его категории должен был бы получать около 2800 лир. Идемте, я вам представлю еще одного.

Он ведет меня в деревянный барак.

— Вы сейчас увидите повара.

— Разве рабочих кормят?

— Похлебка в полдень.

Повар — маленький, безусый и веселый человек в баскском берете. Его зовут Mose. Моисей? Я спрашиваю:

— Вы еврей?

— Я-то? — Он улыбается всеми своими пустыми деснами. — Потому что меня зовут Моисеем? Ничуть не бывало! Представьте себе, в год моего рождения проливные дожди затопили наш квартал, и моя колыбель поплыла по воде. Понимаете? Вот поп и выдумал. Понимаете? Это чуть-чуть не кончилось очень плохо во время оккупации. Немцы не хотели мне верить. Приходилось спускать штаны…

— Почему? — удивляется Витторио.

Мелко семеня, Мозе пускается в разъяснение таинства обрезания, втолковывая:

— Ну, первое января, осел! День обрезания Иисуса!

И тут Витторио застывает с открытым ртом:

— Как? Иисус был еврей?

Венецианский карнавал

По дороге к Виченце, по укоренившейся за неделю привычке, мы, не выходя из машины, фиксируем наши впечатления. В этих местах колокольни прямые и тонкие. Они увенчаны остроконечными крышами-колпаками на манер сахарной головы и очень отличны от здания церкви. Эти колокольни похожи на наседок, вытянувших шеи, чтобы издали заметить опасность, которая может грозить их выводку.

За городом снова начинается дорожная коррида. Хорошо еще, что на заднем сиденье почти каждого мотороллера сидит красивая итальянка, которая делает водителя немного осмотрительнее. Во Франции пассажирка садится на мотороллер верхом, так что есть из-за чего открутить себе шею. Не знаю, что руководит итальянками — стыдливость, сознательное стремление принять красивую позу или врожденная пластика, но они садятся как амазонки: боком, изящно скрестив ноги, так что тоже есть на что посмотреть. Но, увы! Матери семейств, тоже заботясь о красоте позы, с удивительной беспечностью устраиваются на багажнике, держа нередко на коленях своих отпрысков в возрасте нескольких месяцев. При виде этого мы с Лиллой от страха втягиваем головы в плечи, воображая резкий скрежет тормозов, скольжение маленьких колес и… Нередко на мотороллер взгромождается целая семья. Старший ребенок стоит между рулем и сиденьем отца, младший — заклинен между папой и мамой, а самый маленький, еще в пеленках, покоится у мамы на коленях.