Я вернусь... - [14]

– У нее ангина! – возмущенно, но тем не менее очень тихо воскликнул Веригин. – А у меня тогда что?

– А у тебя – белая горячка, – демонстрируя небывалую остроту слуха, заявила его законная половина. – Ты так проспиртован, что тебе никакой мороз не страшен. Живо домой!

– Подождешь! – огрызнулся Веригин, но послушно ускорил шаг.

Когда дверь подъезда, бухнув, захлопнулась за ним, Юрий бросил в снег забытый окурок и положил ладонь в перчатке на облезлую дверную ручку. В душе у него вяло клубилась какая-то неопределенная муть, подниматься в пустую квартиру не хотелось.

"Пойду в кабак и напьюсь", – решил он, и решение это было окончательным.

Глава 3

Адреналин медленно вышел в круг и огляделся. Под сырым бетонным потолком змеились, скрещиваясь и снова расходясь, ржавые влажные трубы. Света было маловато, но даже в слабеньком желтушном мерцании дохлых сорокаваттных лампочек Адреналин разглядел несколько новых лиц. Это было естественно; более того, это было правильно.

На спину ему упала сорвавшаяся с какой-то трубы холодная капля конденсата. Адреналин повел обнаженными мускулистыми плечами, затянулся сигаретой и, щурясь от дыма, еще раз обвел внимательным взглядом тесное кольцо бледных лиц и голых мужских торсов. Раз, два, три... Да, так и есть, четыре новых лица!

– Трепачи, – сказал он с оттенком презрения, сжимая в зубах упругий фильтр дорогой американской сигареты. – Болтуны. Бабы. Среди вас четверо новеньких, и это, заметьте, происходит при каждой нашей встрече. Из этого следует, что вы распускаете языки. Наверное, так и должно быть, но имейте в виду: когда-нибудь это плохо кончится. Здесь мы равны, но как знать, не носит ли кто-нибудь из вас под кожей погоны?

При этих его словах из круга плечом вперед выдвинулся грузный мужчина лет пятидесяти. Виски у него серебрились, лицо было твердое и обветренное.

– Я подполковник милиции, если вы это имели в виду, – сказал он веско, – но это ничего не значит...

Адреналин прервал его резким взмахом руки.

– Нет, – сказал он, – замолчите. Вы и так сказали слишком много. Здесь нет подполковников и депутатов, нет бизнесменов, слесарей и ученых. Есть только мужчины – равные среди равных. Мужчины, которые пришли сюда, чтобы доказать себе и другим, что они – мужчины. Это те, кому надоело изо дня в день жрать дерьмо и улыбаться. Этот вонючий мир, в котором мы живем, устроен так, что в нем хорошо только гермафродитам. Там, – он махнул рукой куда-то в сторону и вверх, подразумевая, по всей видимости, мир за стенами старой котельной, – по большому счету безразлично, носишь ты брюки или юбку. Деньги, знакомства, изворотливость и подлость – вот все, что нужно для процветания на заре третьего тысячелетия. Мужчина, стокилограммовая гора костей и мускулов, целыми днями сидит за письменным столом, наполовину удушенный чертовым галстуком, и перекладывает с места на место бесполезные бумажки, прерываясь только для того, чтобы вылизать зад какому-нибудь близорукому мозгляку, своему начальнику, который обожает лапать жен своих подчиненных. Мы живем в обществе трусливых кастратов, мы – мужчины! Нас от него тошнит, и поэтому мы здесь – без чинов и галстуков, такие, какие мы есть на самом деле.

Он прервался, в три длинных затяжки прикончил сигарету, бросил окурок под ноги и растер его по сырому бетону подошвой тяжелого ботинка. Люди, человек двадцать пять, молча ждали продолжения, и в тишине было отчетливо слышно, как тяжело шлепаются на бетонный пол срывающиеся со ржавых труб капли. Адреналин усмехнулся.

– Если кому-то кажется, что я много болтаю, – сказал он, – ему никто не мешает заткнуть мне пасть кулаком. Правила нашего клуба этого не запрещают. Я лишь хочу лишний раз подчеркнуть, что здесь не кружок кройки и шитья, не спортивная секция и не тайное общество заговорщиков. Это – клуб. Правила просты. Вы их знаете, но я вам напомню. Первое правило: не болтать. Второе правило: долой все правила! Третье правило: не добивать бойца, который больше не может драться. Ну и, конечно, никакого оружия, кроме того, которое дано нам природой.

Пока Адреналин перечислял правила, в толпе началось и быстро закончилось какое-то множественное шевеление. Люди стаскивали с пальцев и убирали в карманы обручальные кольца и перстни, щелкали браслеты снимаемых с запястий часов, кто-то тянул через голову тяжелую золотую цепь, кто-то прятал в карман нательный крестик на кожаном шнурке. Подполковник милиции, который снял с себя все лишнее заранее, мрачно хрустел суставами, разминая пальцы. Над поясом его армейских бриджей нависала солидная жировая складка, поросшая седым курчавым волосом, грудь тоже была жирной и дряблой, но под слоем жира легко угадывалась мощная мускулатура. Окруженные сеткой мелких морщинок глаза смотрели из-под нависающих бровей сосредоточенно и остро. В подполковнике с первого взгляда угадывался боец.

– Ты, – сказал ему Адреналин. – Выходи и попробуй справиться со мной. Только помни: ничего личного. Ничего личного! Правда, раз уж ты сам признался, скажу тебе как на духу: я всю жизнь мечтал начистить рыло менту.

Подполковник тяжело усмехнулся и шагнул в круг. Адреналин немного попятился и повел вокруг себя руками, словно что-то разгребая. Круг послушно раздался вширь. Краем глаза Адреналин заметил маячившее над толпой лицо Зимина. Зимин сидел на своем любимом месте – на ступеньке железного трапа, который вел из подвала наверх, – и по обыкновению лениво покуривал, с неопределенной усмешкой наблюдая за происходящим. Зимину почему-то нравилось держаться в тени и наблюдать за всеми со стороны и чуточку сверху. Но в драке он был хорош, едва ли не лучше самого Адреналина, и за это ему можно было простить многое.