Я вернусь на рассвете - [5]
Однажды Алыкка сказал:
— Ты не думай, Шау, что мы только прячемся от немцев, и всё. Мы с тобой важное дело делаем, понимаешь?
Как-то на сеновале появился ещё один человек. Он оказался связным от партизан. Весь в грязи. Глаза слипаются. Три ночи не спал, говорит.
До самого утра Алыкка сушил его портянки на трубе. А Шаухал так растопил печь, что мать не выдержала:
— Ты что, сынок? Неужто тебе не жарко? Так весь запас дров за одну ночь можно сжечь.
Эх, мама, мама! Она до сих пор не догадывается, что в её доме, на чердаке, гостят такие хорошие люди!
А недавно Алыкка исчез на целых три дня. Шаухалу было не по себе. «Наверно, фашистам в лапы попался», — с тревогой думал он.
Но партизан вернулся. Жив и невредим. Увидел Шаухала и очень серьёзно сказал:
— Придётся и тебе помочь нам в одном деле…
И вручил этот самый конверт.
Мост уже позади. Правда, повстречались трое немецких солдат. Они были пьяны. Один играл на губной гармошке, а другие пели и размахивали руками. Им было не до Шаухала.
И вот уже кладбище недалеко. Видна ограда и большая алыча[3], под которой и стоит часовня. А около часовни и чёрный камень…
Всё будет так, как приказал Алыкка!
Шаухал вошёл в ворота, почерневшие от ржавчины. Кругом — заброшенные могилы. Справа — большая воронка от разрыва снаряда.
«Даже мёртвых проклятые фашисты бомбили!» — возмутился Шаухал, оглядываясь по сторонам.
На кладбище царила полная тишина. Шаухал невольно замедлил шаг. Пока шёл по берегу реки, ничего не боялся. Даже на мосту не испугался пьяных немцев. А вот здесь, на кладбище, почему-то страшно. Хоть и нет никого вокруг, а страшно. Каждый шумок, каждый вздох ветерка заставляет настораживаться и вертеть головой то вправо, то влево.
Вот и часовня. Шаухал нерешительными шагами подходит к ней. И вдруг — голос:
— Здравствуй, Шау!
У Шаухала подкосились ноги. Оглянулся — и сразу отлегло от сердца: перед ним стоит учитель Темир. Стоит и улыбается.
— А я тебя давно жду. Вчера в это же время ждал. Позавчера ждал. Ну конечно, не обязательно тебя, но кто-то должен был прийти и принести мне хорошие вести…
Шаухал растерялся. Всё случилось мгновенно и неожиданно. Трудно сразу сообразить, что к чему. Каким образом учитель Темир оказался здесь? Что его привело на это старое кладбище? Алыкка об учителе не упомянул…
И Темир, видно, понял состояние своего бывшего ученика.
— Итак, Царгусов, мы после долгой разлуки встретились вновь, — спокойно проговорил он, присаживаясь на чёрный камень. — Ты, конечно, и не думал меня здесь увидеть? Но ведь сейчас война, а на войне всюду неожиданности, как в приключенческом романе.
— Учитель… учитель… — бормочет Шаухал растерянно, не зная, что сказать в ответ. — Я… я пришёл… Я гулял и…
— Успокойся, сынок, — прервал его Темир. — Я сейчас тебе скажу несколько слов, и ты поймёшь, что я здесь не случайно оказался.
Шаухал переминался с ноги на ногу — точь-в-точь как в классе у доски, когда отвечал урок. Это уже привычка — робеть перед своим учителем.
— Тебе, Шаухал, я знаю, тринадцать лет. Ты давно стал партизаном и помогаешь нашему боевому другу Алыкке. Раньше здесь, на кладбище, мы встречались с Тотрбеком. С тем самым человеком, который однажды ночевал у тебя на чердаке. Но вот уже три дня, как Тотрбека нет. Что с ним?
— Я не знаю…
— Я тоже не знаю. Но мне нужны вести от Алыкки. Это ведь он послал тебя сюда?
Теперь бояться было нечего. Ясно, что учитель Темир — свой человек. Он всё знает про Алыкку, даже знает, как зовут того самого связного. Значит, учитель — друг!
В этом Шаухал уже не мог сомневаться.
Вспомнил он и слова тёти Рацца о том, что учитель на подозрении у полицаев. Значит, люди правду говорят. От людей ничего не скроешь…
— Меня послал Алыкка, но он не говорил о том, что вы тут будете…
— И правильно! Уже три дня, как не появлялся связной. Алыкке неизвестно, здесь я сейчас или нет. Он так думал: если я приду и увижу Шау Царгусова, я сразу пойму, почему Шау Царгусов прогуливается на этом старом кладбище. Если же я не приду, то Шау Царгусов, выполняя приказ, бросит что нужно вот в это отверстие. — Учитель указал на щель между чёрным камнем и кирпичной стеной часовни. — Не так ли, Шау?
— Да, конечно, — смущаясь, заулыбался Шаухал.
— А теперь давай мне скорее то, с чем пришёл. Где оно — за пазухой?
Шаухал молча снял с левой ноги арчиту и вынул конверт.
— Вот. — Он протянул его Темиру. — Возьмите, учитель, хотя я не знаю, правильно ли выполнил приказ.
Учитель словно не слышал его слов. Схватил конверт, разорвал, вынул листок.
— Так… так, — повторял он, пробегая глазами строчки, — так… запомним! Учтём!
Окончив читать, он вынул из кармана спички, и через секунду от конверта и важного донесения осталась только небольшая кучка пепла.
— Молодец, Шау! Дай твою руку!
Учитель Темир крепко пожал руку своему ученику, потом выпрямился и, глядя вдаль, на белые вершины хребтов, сказал:
— Ты хороший парень, Шаухал! Запомни мои слова. Если все мы — и стар и мал — не будем бороться против ненавистных фашистов, они нас уничтожат. Но мы будем бороться. Не только я, не только ты. Каждый честный осетин во имя жизни, за спасение нашего Иристо́на будет бороться до последней капли крови!
