Я, верховный - [25]
Ах, вероломная, хитроумная, прекрасная Деянира- Андалузка! Вдова недотепы Гойенече, эмиссар глупых портеньо! Вот ты и у цели! Ты думаешь, я скину с себя львиную шкуру, и моего тела коснется роковая ткань, колдовское одеяние, пропитанное монструозно-менструальной кровью? Оставь при себе свой прозрачный дар. Недорого дали за твою красоту, за твою смелость, за мою смерть от твоей руки, речная Амазонка! Ах, если бы я мог населить мою страну такими же воинственными, как ты, но не вероломными женщинами, обращающими свою воинственность против врага! Тогда границы Парагвая отодвинулись бы до Малой Азин, где обитали амазонки, которых мог победить один Геракл! Но Геракл, женский угодник, был побежден женщинами. Меня тебе не пленить.
Еще малым ребенком я полюбил божество, которое назвал Северной Звездой. Многие пытались занять ее место, принимая ложные обличья, но не сумели меня обмануть. В юности я однажды обратился к некоему духу с вопросом: кто Северная Звезда? Но духи немы. (На полях.) Только Патиньо мерещится, что он беседует с ними, да и то лишь потому, что я по оплошности научил его начаткам оккультизма и астрологии. Этого оказалось достаточно для того, чтобы он мигом вообразил себя магом. Imago[54]. Нечто среднее между навозным жуком и бабочкой Мертвая голова с черепом и скрещенными костями на груди и траурной каймой на крыльях... (Край оторван.) Я написал этот вопрос по-латыни на листке бумаги. Это была моя первая листовка, не пасквиль и не воззвание, а своего рода любовное послание. Я положил его под камень на вершине холма Такумбу. Ах, зачем тогда не нашелся шутник, который ответил бы на этот вопрос!
Кстати или некстати было при этом контрабандное оружие, во всяком случае, я нуждался в такого рода фантастическом приключении. Стоя перед моим столом, Андалузка с любопытством оглядывает бумаги, которыми он завален, и стойку с пятьюдесятью ружьями из тех, что она, уже не раз побывавшая в Парагвае, продала мне до сих пор, помимо вина, муки, галет, скобяных товаров, всей этой контрабанды, которая с муравьиным упорством и муравьиной неуследимостью просачивается сквозь речную блокаду. Скосив глаза, она проводит рукой по метеориту. Поглаживает этого ястреба, залетевшего к нам из космоса и посаженного на цепь в углу комнаты. Случай, воплощенный в камне и излучающий невидимый свет на случайности меньшего масштаба, которыми чревато появление этой тонкой и гибкой, едва приметно дрожащей женщины. Она не прячет в темном тайнике души свои прозрачные намерения, первая и последняя посланница-искусительница, искушаемая соблазном покушения. Добро пожаловать, капитан «Паломы дель Плата», Деянира-Андалузка, торгующая оружием, надеждами, любовниками! Злые языки говорят, что все моряки, которых ты набрала на свое судно, поочередно спят с тобой, — для тебя это то же, что намаз для магометанина. Метеорит раздевает тебя, пока ты гладишь его. Обнажает твою привычку командовать и привычку блудить. Ты не привезла оружия для моей армии. Все, что есть у тебя, — это красный платок, твоя приманка: как только, клюнув на нее, я покажусь в дверях, ты в упор выстрелишь в меня. Ты кладешь руку на пояс. Сквозь щель бьет в глаза блеск перуанских пуговиц на твоей блузке. Я отступаю на шаг назад. Ты поворачиваешься лицом к зеркалу — ищешь меня, ищешь себя. Ты поправляешь иссиня-черную прядь волос, выбивающуюся из-под твоего пиратского тюрбана. Ты огибаешь Мыс Одиннадцати Тысяч Девственниц. Ты наклоняешься над секстантом. Ищешь прямолинейные и сферические координаты; где, как визировать точку, которая сместилась, оставив тебя без места в пространстве невозможного или, хуже того, оставив тебя дрейфовать в том несуществующем месте, где ты сосуществуешь со всеми возможными представлениями. В том общем месте, где здравый смысл неуместен, где исчезает самый факт твоего местонахождения в этой комнате в эту минуту, когда ты стоишь, наклонившись над секстантом, ожидая, чтобы я тебя принял, намечая румб, подстерегая подходящий момент в свою очередь оставить меня без места, убив на месте, на первой же фразе. Это самая легкая вещь на свете: нет ничего проще, чем заставить что-либо исчезнуть, будь то люди, животные или одушевленно-неодушевленные существа. Позволь мне заметить в скобках: в одной старинной драме, сейчас не вспомню какой, есть сцена, где заговорщик-узурпатор говорит с людьми, которых он пошлет убить короля. Наемники замечают, что они ведь люди, а он отвечает им, что они лишь своего рода люди. Ты тоже не женщина; ты лишь своего рода женщина. Посланница в край невозможного, заблудившаяся в пути. Ты уже не плывешь по реке Парагвай и не бороздишь океан под Магеллановыми облаками
