Я вечности не приемлю (Цветаева) - [12]

ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Марина Ивановна, вы рады, что вернулись в Россию?

ЦВЕТАЕВА. Да, не смотря ни на что. Хотя в России всё теперь чужое. Ивраждебное мне. Даже люди. Я всем здесь чужая. Вот если бы я могла вернуться в Германию, в детство. Туда бы я хотела - там такие широкие площади и старинные готические здания. Без прошлого не может быть настоящего. История - это поэзия.

Ты миру отдана на травлю,

И счёта нет твоим врагам,

Ну, как же я тебя оставлю?

Ну, как же я тебя предам?

И где возьму благоразумье:

"За око - око, кровь - за кровь",

Германия - моё безумье!

Германия - моя любовь!

Я довольна, что покинула Париж. Я его изжила. Его больше не существует для меня. Сколько горя, сколько бед я в нём перенесла. Нигде я не была так несчастна. Мне верилось, что я кому-то там - как хлеб - нужна. А оказалось не хлеб нужен, а пепельница с окурками. А когда-то в Праге - там я очень скучала - я мечтала, как хорошо будет в Париже. А в Париже Прага стала мне казаться чуть ли не потерянным раем. Я люблюЧехию: какая прелестная страна, какая чудесная Прага с её рыцарем, который стоит на страже Карлова Моста, с её башней, с которой видны черепичные красные крыши, с её тысячами труб, из которых вьются дымки, с её хорошим и добрым народом. А сейчас наВацлавской площади фашисты устраивают парады...

О слёзы на глазах!

Плач гнева и любви!

О Чехия в слезах!

Испания в крови!

О чёрная гора,

Затмившая - весь свет!

Пора - пора - пора

Творцу вернуть билет.

Отказываюсь - быть.

В Бедламенелюдей

Отказываюсь - жить.

С волками площадей

Отказываюсь - выть.

С акулами равнин

Отказываюсь плыть

Вниз по теченью спин.

Не надо мне ни дыр

Ушных, ни вещих глаз.

На твой безумный мир

Ответ один - отказ.

Я не верю в долговечность фашизма. Очень уж яростно стараются фашисты выжечь из памяти народов прошлое. С какой ненавистью уничтожают они памятники искусства.

ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Ничего, пережило человечество татарское иго, переживёт и фашизм.

ЦВЕТАЕВА. Что вы, девочка, фашизм гораздо страшнее татарского ига. Такой мерзости ещё не было в истории человечества. Может быть, я скажу трюизм, но не могу понять, как народ, создавший и породивший Гёте и Бетховена, может творить такое? Не дай бог, если война придёт в Россию.

ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Как-то не верится, что где-то там идёт война, и что война эта может настигнуть и нас. Какой чудный летний день, какая тишина, какой чистый воздух, какое ясное небо! Нет, нет, войны скоро не будет.

ЦВЕТАЕВА. Посмотрите на эту красоту. Такое увидишь только в России.

СТАРЫЙ ПОЭТ (заметив фотографа). Апочему бы нам не сфотографироваться?

ФОТОГРАФ. Фотография без ретуши, без прикрас.

СТАРЫЙ ПОЭТ. Что может быть интересней для истории?! (Обращаясь к фотографу.) Будьте любезны, щелкните нас. (Фотографируются.) А когда будет готово?

ФОТОГРАФ. Через два часа.

СТАРЫЙ ПОЭТ. Мы пока прогуляемся.

ЦВЕТАЕВА. Какой покой. Посидим здесь.

МУР. Марина Ивановна, я пойду, покатаюсь на лодках.

ЦВЕТАЕВА. Нет, нет, ни в коем случае. Здесь можно утонуть, ведь ты не умеешь плавать!

СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Да здесь так мелко, что и воробей пройдёт, не замочив хвоста. Видите, здесь катаются только на плоскодонках, иначе килем цепляешься за дно, и вёслами всегда загребаешь тину.

ЦВЕТАЕВА. Ну вот, тем более, тина засосет.

СТАРЫЙ ПОЭТ. Тогда мы можем покататься все вместе. Мы с Муромсядем за вёсла и будем грести.

ЦВЕТАЕВА. Я не люблю воду.

СТАРЫЙ ПОЭТ. Ну, тогда вы посидите, а мы покатаемся с Муром. Поверьте, я хорошо плаваю и в случае необходимости вытащуМура, хотяМур и сам по колено в воде сумеет добраться до берега.

ЦВЕТАЕВА.Мур сначала должен научиться плавать, а потом уже садиться в лодку.

МУР. Как я же я могу научиться плавать, когда мне не разрешают даже подойти к воде? Марина Ивановна, я надеюсь, что хотя бы вдоль берега я могу прогуляться?

ЦВЕТАЕВА. Конечно, только не ходи по траве, ты промочишь ноги!

МУР. Не говорите ерунды, мои башмаки на толстой подошве! (Уходит.)

СТАРЫЙ ПОЭТ. Марина Ивановна,Муру надо давать больше свободы. Будет гораздо хуже, если он начнёт вас обманывать. Ведь он может, идя из школы, кататься на лодке с друзьями и вам об этом не сказать.

ЦВЕТАЕВА. Я смотрю на часы и знаю, когда кончаются уроки и сколько времени отнимает путь от школы до дома. К тому жеуМура нет друзей.

СТАРЫЙ ПОЭТ (видя беспокойство Цветаевой). Я тоже прогуляюсь по берегу и понаблюдаю за Муром. (Юной поэтессе.) А ты почитай Марине Ивановне свои стихи. (Уходит.)

ЦВЕТАЕВА. Что же вы? Хотите, я научу вас писать стихи?

ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Да, конечно. А разве этому можно научить?

ЦВЕТАЕВА. Всё это очень просто, надо только отыскать такой перпендикуляр. И, как монтёр на кошках, карабкаться по нему до самого верха...

Солнцем жилки налиты - не кровью

На руке, коричневой уже.

Я одна с моей большой любовью

К собственной моей душе.

Жду кузнечика, считаю до ста,

Стебелек срываю и жую...

- Странно чувствовать так сильно и так просто

Мимолетность жизни - и свою.

Эти мои юношеские стихи, я их написала, когда была такой же, как вы. В свое время они не были напечатаны, а нынче и подавно... А теперь читайте вы, если не понравится - я скажу.