Я вас поглажу мягкой лапой - [4]

С тобой мы точно усмиримся,

Когда приедем вместе в рай.

Помню шампанского дождь

Я помню

Шампанского дождь,

Снег из цветов,

И белую розу на фраке.

К «Запорожцу»

Подошел джентльмен

С хрустальным

Пустым бокалом.

Постукал по крыше:

«Споем и дружно

Бокалы поднимем»,

А мы лежали вдвоем,

И нам был никто

Не нужен.

«Я помню, как быстро…»

Я помню, как быстро

Летели года,

Как стрелы

В пустые мишени,

И наш «Запорожец»

Старел, как и мы,

Навсегда,

И помню цветов

Аромат осенний.

Мы были в машине

Близки,

И так далеко

В постели,

Мы пели вполголоса,

А кто-то по крыше

Стучал:

«Езжайте домой,

Вы остались одни,

Давно уже все

Уехали».

Мой старый с мезонином дом

Мой старый с мезонином дом

Открыт для всех, бокал с вином

Уже наполнен, огненный рубин,

Как показатель самых лучших вин,

Ждет гостя на столе, и яркая свеча

Всю ночь горит и просит помолчать

Минутку, чтобы понять – серьезно всё,

А, может, превратить всё в шутку?

Гадание

Я один ворожил в воскресенье,

На дворе наступил Новый год,

Испытал я в ту ночь потрясенье:

Мне явился колдун Лю Миньго.

В лисьей шапке и в красном халате

Он возник и присел за мой стол:

Не скучай этой ночью, солдатик,

Ты налей-как мне водки грамм сто.

Слово за слово, сдвинув стаканы,

Он мне мой гороскоп рисовал,

Выйдет так, что издам я романы

И стихи, что недавно писал.

А свинья – это вроде копилки,

Сохранит все, что скопишь за год,

Может, все превратится в опилки

Или скопится пачка банкнот.

В царство Цинь был всегда казначеем, —

Говорил мне колдун Лю Миньго, —

Вел учет я доходам, трофеям,

Что свозились ко мне каждый год.

Привезли мне однажды две книги,

Их писали Хайям с Рудаки,

Я бы продал себя за любовные миги,

Счастье в деньгах найдут дураки.

Не люби продающихся женщин,

Ни за деньги, поход в ресторан,

Не носи ей шикарные вещи,

Не давай ей глядеть в свой карман.

Мы с ним долго еще говорили

Про политику, Дальний Восток,

Как цари своих подданных брили,

У кого и какой потолок.

Как допили последнюю чарку,

Так исчез и колдун Лю Миньго,

Вмиг исчезли волшебные чары

И подумалось, кто же был кто?

Он со мной говорил по-китайски,

По-китайски и я отвечал,

В первой жизни и я был китайцем

И в Пекине Лю Миня встречал.

Вот ведь жизнь нас куда разбросала,

Разделяют нас с ним зеркала,

Мы не помним у жизни начала

И не знаем, где наша скала,

Что стоит, как трамплин на дороге,

И с нее то ли вверх, то ли вниз,

И уходят навеки тревоги

За изданье написанных книг.

Головная боль

Постоянно болит голова,

Покоя ни днем, ни ночью,

Смешались в обрывки слова,

Картинки порвались в клочья.

Вокруг улыбаются лица,

И солнце приносит им радость,

Оно и по мне струится,

Стираю платком эту гадость.

Все люди привыкли к боли,

Сказали – и я привыкну,

Как только я выйду на волю

И я вам об этом крикну.

Образцовые гусары

Гусаров, право, образцовых

Я в жизни буйной не встречал,

Быть может, вы из этих, новых,

Что ходят трезвыми на бал,

Что крутят ножкой в менуэте,

На мизер падают с тузом

И любят девочек в балете,

Глядят на всё одним глазком,

Как будто вечер был заснежен,

Стояли лошади в кругу,

А дамы с веером в манеже

В окно смотрели на пургу.

И верх над дамой не победа,

А просто сущая беда,

Не будет дрёмы до обеда,

Не будет вкусная еда,

Когда садишься утром рано

С руками чистыми за стол

И слышишь женщины сопрано,

И плюнуть некуда на пол.

Поверьте, в жизни у гусаров

Проблем, не видно им конца,

Никто не пишет мемуаров,

А шлют за водкою гонца.

Храм на берегу реки

Собор построен у дороги,

Участок, лекарня, базар,

Идут во храм людские ноги

За упокой, здоровье и навар.

Там колокол в седом раздумье

Ведет негромкий разговор,

Ему вторят певцы латуни,

Металлов разных на подбор.

Он говорит о грозных сечах,

Вот здесь, в изгибах Иртыша,

Об интересных личных встречах,

Тех, что запомнила душа.

О войнах, землю сотрясавших,

Когда сражались брат на брат,

И помнит свет в Москве пожарищ,

Когда врагом был город взят.

Вот и сейчас речет с укором,

Что позабыт духовный мир,

Что деньги встали над законом

И заправляют дикий пир.

Сосуды будут сообщаться,

Богатство, бедность – общий мир.

Как надо к Богу приобщаться,

Пусть лучше думает банкир.

Японские стихи

Не люблю я японское суши,

И романтики нет в харакири,

И язык неприятно мне слушать,

И сидеть из картона в квартире.

Мы сейчас подражаем японцам,

Что-то ищем себе в дзен-буддизме,

Мы уже поклонялись Солнцу

И себя истязали в марксизме.

Мы не пишем стихи по-немецки,

Гёте тоже не брался за русский,

Но в руках мы держали нецке,

Пили чай на коленках вприкуску.

Не читают японцы хокку,

Что написаны где-то в России,

И без суши прочистят глотки,

Чтобы им острова возвратили.

Мы всегда подражаем кому-то,

Все культуры своей чуждаясь,

Мы уже научились чему-то,

Потихоньку в себе возрождаясь.

Два самурая

Где-то в преддверии рая

Встретились два самурая.

Молоды оба, еще горячи,

Сразу скрестили друг с другом мечи.

Оба из школы сенсея Мусаси,

Оба учились в «хейко-до» классе.

Словно два друга сошлись на попойке,

Выпьют сакэ и улягутся в койки.

Оба учили «Пути всех профессий»,

Оба отличники всех школьных сессий.

Их фехтованье как «птиц пирует»,

Воинов лучше в Японии нет.

Кто из них лучший, не найден ответ,

Меч, хоть и острый, не даст им совет.

Вышел апостол с ключами от рая,

Кто за Японию здесь умирает?

Стало вдруг стыдно небесным бойцам,

Мы лишь пришли поклониться отцам.