Я уйду с рассветом - [71]

— Прости меня. Мне не следовало уговаривать тебя ехать со мной.

Он беззвучно усмехнулся.

— Но… если это было… приключение, я не мог отпустить тебя… одного.

Я с трудом сдержал рыдание, поднимавшееся из груди.

— Тихо, тихо. Я слышу, как они ходят по лесу.

— Рис…

Я отпрянул и посмотрел на него.

— Не отдавай… меня… им. Покончи с этим… сейчас.

— Нет, Артур, нет. Не проси меня об этом.

Из уголка его рта текла кровь.

— Прошу…

Я уставился на него. Его нежное лицо сплошь покрыли морщины. Я так хорошо знал это лицо, прямо как свое. Они с сестрой были очень похожи. Мы с Артуром все делали вместе, мы родились с разницей в несколько дней и дружили с детства. Я всегда был ведущим, а он следовал за мной. Всегда.

Даже в этом аду.

Дрожащей рукой я достал нож из ботинка. Его лицо расплывалось у меня перед глазами.

— Женись… на моей сестре… когда… вернешься… домой, — с трудом выдохнул он.

— Я и так собираюсь, — пообещал я.

— Уже… братья.

— Братья. Навсегда. — Мое горло сдавил ком. — Теперь закрой глаза.

— Спаси…

Лезвие вошло между ребер прямо ему в сердце и прервало его на полуслове. Он испустил последний вздох, и его голова упала мне на плечо.

Я вытащил нож и, обхватив Артура обеими руками, прижал к себе. Так я и сидел, раскачиваясь взад-вперед. Меня колотило мелкой дрожью. Грудь ходила ходуном, словно кузнечные мехи. Окопная вонь забила глотку и глубоко впиталась в кожу. Когда она наполнила меня до краев, я закинул голову и завыл, изрыгая проклятия в черное небо.

— Здесь тупик. — Я сморгнул, вернувшись в реальный мир. Полковник указывал направо. — Похоже, эти помещения использовали под склады и спальни. Остальные… Идите сюда.

В тоннелях стоял дух страдания, страха и боли. По мере того, как мы продвигались по подземным переходам, эта вонь усиливалась.

Я дышал ртом, медленно и неглубоко, но все равно чувствовал вкус отчаяния. Я концентрировался на каждом шаге, не сводя глаз со спины полковника, шедшего впереди. Таким образом я старался отвлечься от сжимавшихся вокруг меня стен. Оуэн мог быть тут, а я ни за что не оставлю его гнить в этом жутком месте.

Первое помещение, в которое мы вошли, напоминало контору — непримечательная комната со столом и четырьмя стульями. Один из стульев стоял посередине. Его перевернули, привязали к нему обнаженную девушку и превратили ее в месиво из плоти и костей. Со спины, ягодиц и бедер жертвы была содрана кожа.

— Святые угодники! — выдохнул я и бросился к ней.

Но полковник остановил меня, взяв за плечо:

— Она мертва, Гравенор. Они все мертвы.

Так и было. Все тридцать узников, содержавшихся в полутора десятках камер вдоль длинного узкого коридора, были мертвы. Замученные до состояния искореженных бесформенных груд. Каждого прикончили выстрелом в голову. Мужчины и женщины, молодые и пожилые… Самой юной девушке было не больше пятнадцати, и ей пришлось столько перетерпеть, пока смерть не избавила ее от мучений. Солдат рвало в тоннеле.

— Сэр? — Голос раздался из самой последней комнаты в коридоре. — Вы должны это увидеть.

В центре этого помещения, чуть просторнее прочих, стоял стол, залитый засохшей кровью. На полу лежал распростертый мужчина с черной кровавой кашей вместо лица. Вокруг размозженного черепа валялись обломки стула. На нем была униформа вермахта.

«Он разорвал путы, — прошептала Северин. — И забил охранника до смерти стулом. В нем проснулась дикая ярость, и другие охранники не могли оттащить его…»

Я потер лоб и сжал переносицу. Меня неотступно преследовали эти кровавые пятна на полу.

«Они пристрелили его. Охранники. Они убили моего Оуэна. Нашего Оуэна».

— Я думаю, что мой сын был здесь. Но его нет среди мертвых.

Полковник не спросил меня, откуда я это знаю. Он вывел нас наружу. У всех были напряженные и осунувшиеся лица.

— Передохните, господа, — сказал полковник. — А потом мы вернемся и заберем тела бедолаг.

— Благодарю вас, полковник.

Он обернулся ко мне:

— Мне жаль, что мы не обнаружили вашего сына, но я рад, что его не оказалось в том аду. Удачи вам, Гравенор.

— И вам, сэр.

Полковник глубоко вздохнул и обратился к своим солдатам:

— Пошли, ребята. В таком месте никого нельзя оставлять.

Я брел по улицам города, будучи не в состоянии избавиться от воспоминаний о смердящей комнатенке с залитыми кровью столом и полом. О пустых глазницах и изуродованных телах. О запахе ужаса, который там творился. Меня пошатнуло, и я свернул в переулок, где прислонился к шершавой и прохладной каменной стене. Я давился и кашлял, но завязанный в узел желудок не желал расслабиться и вывернуть содержимое на мостовую.

Я уткнулся в стену лбом. Во мне бушевал гнев. Нестерпимо тянуло ударить кулаком по камню, но кончилось бы это переломом руки, чего я никак не мог себе позволить при данных обстоятельствах. Я закрыл глаза и стал дышать. Гнев постепенно утих, перейдя в оцепенение. Я поймал себя на том, что мне не хватает рядом Шарлотты, ее прохладной ладони на моем плече.

Я выпрямился, заставив себя стоять ровно, и пустился в обратный путь, к больнице. В коридоре около палаты Северин мне встретилась медсестра:

— Вы только что разминулись с другим мужчиной, месье.