Я уйду с рассветом - [13]

Оба — и Шарлотта, и пес — заулыбались. Я извлек чистую рубашку, надел ее, застегнул и заправил в штаны. Молодая женщина собрала свою мокрую одежду, разложенную на камне, и, прихватив также мои вещи, лежавшие на траве, похлопала по ноге:

— Пойдем, псинка! Нам надо придумать для тебя имя.

Пес смотрел то на меня, то на мою спутницу, бил хвостом по земле и скулил.

— Иди, иди с ней, — сказал я. — Я не против.

Он пустился вслед за Шарлоттой.

Когда я вернулся к нашему лагерю с пятью сазанами, посреди расчищенной за грузовиком площадки пылал костер. Мокрые вещи свисали с боковых зеркал машины, а женщина и собака ждали меня у огня. Шарлотта взяла гребень, которым причесывалась, и выдирала им колтуны и репьи из шерсти пуделя. Он расслабленно лежал на боку, выставив вверх выпрямленную заднюю лапу. По ходу работы женщина напевала себе под нос, и я залюбовался этой парочкой.

Слушая, я занимался костром, потрошил и чистил рыбу, а потом вдруг вспомнил мелодию:

— Пуччини?

Шарлотта посмотрела на меня, и, глядя на ее лицо, обрамленное волосами, я невольно отметил, как она красива: шелковые пряди, темные глаза и лучезарная улыбка. Доверять я ей не мог, но устоять перед ее красотой был не в состоянии.

— Так вы — знаток оперы?

Пес положил лапу ей на бедро, требуя, чтобы она не прерывала своего занятия. Теперь, когда его избавили от самых страшных колтунов, он больше походил на избалованного домашнего любимца, чем на бездомное животное.

— Как-то раз на Nadolig, это Рождество по-нашему, отец подарил матери граммофон. Вот она любит оперу, а мне нравится далеко не все. Порой звучит так, как будто завывает cyhyraeth.

— Cyhyraeth?

— Это дух, который вопит и мечется над будущим покойником.

— Вроде банши?

— Так и есть. У ирландцев — банши, а у нас, валлийцев, — cyhyraeth. Некоторые оперы уж больно похожи на звуки, производимые духами.

Она засмеялась, откинув назад голову и обнажив изящную линию белой шеи.

Мне захотелось, чтобы она снова засмеялась, и я добавил:

— Летом, когда окна по вечерам были открыты, граммофон моей матери наводил ужас на соседей.

Усилия были вознаграждены. Пудель, недовольный новой заминкой, вздохнул, поднялся и пошел исследовать рыбу. Я почесал его за ухом:

— Ты свою долю тоже получишь, малыш.

Шарлотта вытерла глаза.

— Если говорить о завываниях cyhyraeth, то один из моих любимых композиторов — Вагнер, — говорила она уже без смеха. — Но, когда напеваешь его музыку, она звучит не так уж мирно. И мне очень трудно не осуждать его за то, что он немец.

Теперь настала моя очередь хохотать.

Ночь стремительно накрыла кроны деревьев над нами. Шарлотта наложила мне на висок свежую повязку. Я затушил огонь и забросил подальше рыбные кости, а она тем временем забралась в кузов грузовика и расстелила нам постели на носилках.

— А что вы думаете насчет Алджернона?

Мы с псом переглянулись, и я скривился. Уверен, если бы пудель смог, он бы сделал то же самое.

— Так и человека-то звать негоже, не то что невинное животное.

— Но все другие имена вы тоже отвергли.

— Нельзя называть бедного зверя Арчибальдом, Борегардом или Седриком.

— А Дигби? Или Юджин?

Я понял, что она подтрунивает надо мной, когда она продолжила:

— Фаунтлерой?

Последовала пауза, а за ней — едва слышный смешок.

— Именно это я пытался внушить своему сыну, — сказал я, обращаясь к псу, который, судя по наклону головы и навостренным ушам, был само внимание. — Женщины — достойные создания. Приятные и сильные. Но порой ведут себя странно, и лучше всегда иметь это в виду.

Шарлотта выглянула из кузова, улыбаясь во весь рот:

— Совет полезный. Однако хочу предупредить, что сами женщины предпочитают, когда их называют загадочными.

Загадочными. Скрытными. Я не понимал, почему она не призналась мне, что знала моего сына.

— Я это учту.

Мы смотрели друг на друга несколько кратких секунд, и в отблесках огня мне показалось, что она покраснела.

— Ну, все. — Голос ее звучал по-деловому, что мне в ней особенно нравилось. — Постели готовы.

— Укладывайтесь. Мы с псом еще разок пройдемся по периметру.

— Постарайтесь, пожалуйста, не напугать меня, когда вернетесь.

У меня не было ни малейшего желания встретиться с ее кольтом.

— Я свистну, когда мы будем приближаться.

И я продемонстрировал, как именно. Пес насторожился.

Луна была в растущей фазе, но сквозь кроны деревьев ее свет почти не проникал. В темноте жизнь в лесу продолжалась: издавали различные звуки ночные звери и птицы, воздух благоухал смесью запахов земли, воды и деревьев. Несмотря на темень, я почувствовал себя в своей тарелке — впервые с тех пор, как оказался на континенте.

Пудель замер и издал низкое рычание.

— В чем дело, малыш?

Полоска лунного света, просочившаяся сквозь густые ветви, отразилась в его глазах. Я положил руку на голову пса и почувствовал, как его тело пробрала дрожь. Я ожидал, что пудель сбежит, но он продолжал следовать за мной, черной тенью на бесшумно ступающих лапах. Я повернул обратно к лагерю.

Пока мы возвращались в темноте, нам служил маяком какой-то источник света, и я понял, что Шарлотта зажгла фонарь. Я свистнул, мы подошли к кузову грузовика, и пес запрыгнул внутрь. Моя спутница уже улеглась, и я решил, что она спит, пока она не засмеялась оттого, что пес запрыгнул к ней на носилки и начал тыкаться в нее носом.