Я — убийца - [7]

Татьяна с детства любила эти две чудесные недели, обозначая их в старорежимном стиле — от ленинского субботника до Дня Победы. Раньше Москва в эти дни поражала чистотой. Сейчас, после отмены субботников, чистоты поубавилось, зато она, чистота, стала величиной почти постоянной. «Не все плохо в моем Отечестве», — с улыбкой подумала Татьяна. Еще бы Илюшку устроить на лето в какой-нибудь лагерь… Дорого, конечно, но — что сейчас дешево? И что может быть дороже здоровья единственного сына?

— Здрасьте, теть Тань! А Илья дома?

Татьяна посмотрела вниз и увидела Димку. Низенький карапуз, стриженный ежиком, хитро щурился на нее, покачивая висящими через плечо роликовыми коньками.

— Он в магазине. Но гулять сегодня не пойдет. Они с папой на дачу сейчас едут.

— Понятно, — разочарованно протянул карапуз. — До свидания, теть Тань. — Он медленно побрел через двор.

Навстречу ему шла соседка, тетя Даша. Шла, понуро опустив плечи. Татьяна дождалась, когда она поднимет голову, и приветливо помахала ей. Тетя Даша, не ответив, опять съежилась и медленно вошла в подъезд. «Странно, — отметила про себя Татьяна. — Кажется, я ее ничем не обидели. А сумка у нее — точь-в-точь наша, наверное, тоже на Черкизовском купила. Интересно, зачем тете Даше пляжная сумка?»

Мысли Татьяны переключились на пляжную тему. Было бы здорово втроем съездить летом на море. У Сережи есть в Голубицкой приятель. Если бы удалось уговорить Сережу с ним связаться, им бы пришлось потратиться только на дорогу. Ну, еще на питание, но летом в Краснодарском крае все дешево, денег понадобится немного. Если бы еще Сережин гранд — все вопросы отпали бы. Но и без гранда есть о чем поговорить.

Цель-то какая — две-три недели на берегу моря, на свежих овощах и фруктах, на парном молоке и живой рыбке! Илюшке радости — на весь следующий год. И Сергею польза. «Да и мне», — заключила Татьяна, похлопав себя по крутым бедрам.

Звонок в дверь отвлек ее от летних грез. На пороге стояла тетя Даша и молча рассматривала половик. «Ну и видок у нее, — подумала Татьяна, здороваясь. — Прямо чаша, полная скорби».

— Тетя Даша, что случилось? Чем вы так опечалены?

Тетя Даша подняла полные слез глаза и протянула ей сумку.

— Что это? — с недоумением спросила Татьяна.

— Соль… — с трудом выдавила соседка, и из глаз ее брызнули слезы.

— Ну-ка, ну-ка, заходите, тетя Даша, заходите, — засуетилась Татьяна. Расскажите, что у вас произошло.

— Ничего, Танюша… — Соседка топталась у порога, настойчиво протягивая ей сумку. — У меня — ничего. — И сквозь всхлипывания добавила: — Твоя соль…

— Да нет, тетя Даша. — Татьяна погладила соседку по плечу, пытаясь успокоить. — Спасибо, мне сейчас мои мальчишки принесут.

— Не принесут, Танюша… — Соседка бросила сумку на пол и уткнулась своим птичьим личиком в грудь женщины.

И тут до Татьяны стало доходить… Сквозь причитания соседки она с трудом разбирала: Илюшенька… Машина… «Скорая помощь»…

Мир потемнел — и исчез. Машинально продолжая поглаживать соседку по плечу, Татьяна медленно сползла по дверному косяку. Перед глазами вспыхивали разноцветные огни, дышать стало невозможно — да и не хотелось. Сквозь густую черноту пробивались чьи-то голоса, но она совершенно не улавливала слов. Резкий запах нашатыря вывел ее из оцепенения. Звуки вокруг начали складываться в слова. Чьи-то тоненькие пальцы затолкали под язык таблетку. Она попробовала подняться, но ватные ноги не слушались.

— Где они? Что с ними?

— Ага, приходит в себя, — раздался откуда-то сверху голос тети Даши. — Володя, беги в гараж, подгоняй машину. Надо ехать и больницу.

— Что с ними?!

— Успокойся, милая, успокойся… С Сережей — ничего. А вот с Илюшкой — плохо. Под машину попал. Но «Скорая» приехала сразу. Сережа с ним поехал. И мы сейчас — туда же. Там все и узнаем. — Соседка помогла ей подняться, подвела к креслу. — Ты только держись, девонька. Тебе теперь много сил потребуется.

В приемном отделении Института Склифосовского царило оживление. На все просьбы тети Даши отвечали коротко: «Извините, придет врач — все расскажет. Майские праздники — бытовухи много». То и дело подъезжали реанимобили, и кровати на колесиках увозили в разные стороны накрытых простынями людей.

Татьяна сидела и неудобном кресле и не шевелилась. Не было ни мыслей, ни слез. Сначала она попыталась было выяснить, где Сергей, по потом и это перестало ее интересовать. Хотелось закрыть глаза и загнуть, а проснуться вчера вечером. Или — совсем не просыпаться… Тяжелое, темное, вязкое предчувствие беды сковывало все ее существо, жестко ограничивая движения, мысли, эмоции. Словно защитный барьер отгородил ее от реальности, не позволяя расходовать нервную энергию.

По коридору шел Сергей, глядя прямо перед собой пустыми глазами. Поверх спортивного костюма на плечи был накинут белый халат. Сопровождавший Сергея врач говорил ему что-то бархатным баритоном, при этом скупо жестикулировал.

— Извините, доктор. — Сергей, направился к Татьяне.

— Что? — поднявшись ему навстречу, выдохнула она.

И столько было в этом вопросе боли и надежды, что Сергей не выдержал, всхлипнул, закашлялся, пытаясь пробить комок, подступивший к горлу. Он обнял жену за плечи и подвел к окну. Долго не мог заговорить. Наконец рассказал: