Я убийца - [52]

— Я понимаю, — Станислав вынул из общей кучи листок и положил его перед Сергеем. — Прочти.

— Да что мне читать?! Я эти дела наизусть знаю! Вместо того чтобы ехать к этому Комарову, а потом к хакеру, занимаемся черт знает чем, прости Господи, — он поднял листок и начал читать. — Начальнику милиции Громову А. Ф. Так. Ага. Заявление. От Головина Дмитрия Геннадьевича. Ясно. Так, что тут? Ушла и не вернулась Головина Оксана Дмитриевна 1980 года рождения. Слушай, Стас! — он отложил заявление в сторону. — Давай по существу! Ты что, сейчас меня все эти заявления заставишь перечитывать что ли, вместо того, чтобы делом заниматься? В нашей стране в год до восьмидесяти тысяч человек без вести пропадают. Да, может, она за иностранца замуж вышла или на панель в столицу сорвалась за большим рублем или еще за чем, а может, ее Санитар прикончил. От меня-то ты чего сейчас хочешь, я не пойму никак?! — он снова взял бумагу и начал ей нервно трясти.

— Да ничего. Еще раз прочитай внимательней.

— Да что ее читать-то?! Какая-то Головина Оксана… — он замер и закусил нижнюю губу. Тяжело вздохнул и медленно продолжил читать заявление, но уже про себя. Перечитал снова, не веря своим глазам. Сел на стул и, потирая переносицу, пожал плечами. — Ха… М-да-а-а. Надо же… Артем, Артем.

— По-моему, фамилия дюже знакомая. Тебе не кажется?

— А? Что? — Сергей поднял глаза, его лицо на секунду побледнело. — Прости, я не понял сейчас, о чем ты?

— Однофамилец и полный тезка вашего патологоанатома, у которого мы недавно были в гостях. Чудно получается, да? — Пименов расплылся в улыбке, Сергей уставился на него остекленевшим взглядом.

— Тут у вас, гляди, и заявление от имени Путина найдешь! — Стас снова хитро улыбнулся и вытащил из рук Самойлова документ. — Ты чего так побледнел?

— Да что-то после вчерашнего нехорошо как-то.

— Водички попей, она даже жабам помогает, говорят. Ладно, ясно тут с этими делами все. Ясно то, что ничего не ясно. Нужно будет потом заняться ими, посмотреть, что да как. А то тут, если покумекать, ваш Санитар просто глобальная эпидемия, а не человек. Если на него все нераскрытые дела вешать, страсть что будет. А про то, что нужно к этому Комарову ехать, так ты прав. С него нужно начинать. С него. А потом уж и за этого Максимова браться. Кстати, Сань.

— Чего? — робко смотря то на Сергея, то на Стаса, откликнулся Сашок.

— Нам бы фотку аль чертеж? Ну, чтоб мы затеяли мутеж.

— Чего?

— Чего-чего. Данные достань, к кому поедем. Морду лица их знать хочется, чтобы, так сказать, не ошибиться. Понял?

— Да, я… Понял. Только это… — он вопросительно взглянул на Сергея.

— Давай, давай, — Самойлов сделал жест рукой, чтобы тот уже шел и делал, что ему говорят. — Занимайся.

— Ну и прекрасно. Ладно, я пойду, звоночек один сделаю, а ты, Сашок, давай шевелись. Шевелись! Кстати, — Пименов остановился у двери. — Серег, тебе захватить что-нибудь, а то ты что-то совсем побледнел?

— Не-е-е-е! Не надо, спасибо. Сейчас в норму приду.

— Ну, как знаешь.

Дверь кабинета захлопнулась. Сергей перевел взгляд на своего молодого напарника.

— Ты еще тут?

— Так я твоего распоряжения жду, а то потом опять скажешь.

— Чего?! Давай пошел! Пошел, я сказал! Работай! Работай! — приподнимаясь над столом, взревел Самойлов, наблюдая за тем, как его подчиненный сорвался с места и выскочил вслед за Пименовым. А Сергей плюхнулся обратно на стул, расстегнул ворот рубахи, протер шею платком и вытащил мобильник. Долго крутил его в руках, проговаривая что-то про себя, шевеля только краешками губ. Потом вздохнул, порылся в контактах, и вскоре на экране загорелся вызываемый абонент по прозвищу «Шрек».

Глава XXXIII

Из огня да в полымя.

Русская поговорка

Морозное утро конца февраля. От сильной стужи снег скрипит под ногами, а ледяной воздух обжигает легкие при каждом вдохе. Я, закутавшись в шарф, пробираюсь по заметенной дороге к деревянной церквушке. Не был тут долго, но душа почему-то тянет именно сюда, то ли потому, что устала от городской суеты, то ли потому, что меня понимает только этот странный священник, который не перестает удивлять с того самого момента, как я познакомился с ним. Иду и слушаю музыку, строю планы на ближайшие выходные. Знаю, что нужно зайти к своим, расчистить погост. Раньше ходил туда чуть ли не каждый день, теперь бываю не чаще раза в неделю. Торопливое время крадет у меня даже горе. Эта невидимая подлая субстанция забирает у меня не только жизнь, но и чувства. Ну, ничего, недолго им осталось скучать по мне. Вынимаю наушники и разматываю шарф, чтобы он не мешал мне видеть и понимать все то, что я сейчас наблюдаю. Занесенная снегом церковь и никого, ничего рядом с нею. Медленно оглядываюсь по сторонам, вслушиваюсь в тишину. Мороз крепчает, холод проскальзывает даже сквозь теплую одежду, взбирается вверх. Натягиваю шарф обратно на лицо. С одиноко стоящего дерева с противным карканьем грузно взлетает огромный черный ворон и начинает кружить надо мною, поднимаясь все выше и выше.

— Петр! — ору во всю глотку. Эхо откликается с явной насмешкой: — Петр, Петр, Петр…

Медленно прохожу вперед, дергаю за массивную ручку, и дверь с натугой, скрипя и загребая наметенный снег, отворяет передо мной вход в обитель Божью. Храм словно гробница — пустой и холодный, ни образов, ни икон, только голые стены. Захожу. Мои шаги гулко раздаются в пространстве. В углу замечаю сидящего на завалинке старика в драной фуфайке, в ватных штанах и валенках, с черной смоляной бородой, но снежно-седыми волосами. Он сидит на скамье, опираясь на свою палку, которая, по-видимому, заменяет ему посох. О чем-то думает, а может, мне просто так кажется. Он достает из кармана клетчатый платок и утирает похожий на картошку нос.