Я, ты и все, что между нами - [3]

Шрифт
Интервал

– Можно мне… могу я подержать ее? – спросил он, протягивая руки.

Мама вздрогнула от моего резкого вздоха.

– Адам, это мальчик.

Он удивленно поднял взгляд и опустил руки. Он сел, глядя на нас, будто не мог ничего сказать и уж тем более не мог подобрать правильных слов.

– Ты все пропустил, – произнесла я, смахивая слезы. – Не могу поверить, что ты все пропустил, Адам.

– Джесс, послушай… Я все могу объяснить.

Глава 1

Десять лет спустя, лето 2016

Не пойму, когда я разучилась собирать вещи. Раньше, когда у меня было время и настроение, чтобы запасаться надувными подушками для путешествий и миниатюрными туалетными принадлежностями, я была в этом профи. Сейчас мне не хватает места, мой старый «ситроен» трещит по швам. Но меня не покидает стойкое чувство, что я забыла о какой-то вещи, а может, даже и не об одной.

Проблема в том, что я не составила список. Женщины моего поколения обычно считают, что списки – решение всех проблем, даже если мир вокруг них раскалывается надвое. Но сейчас я вышла за пределы списков – наступил момент, когда нужно сделать так много дел, что тратить время на такую мелочь, как составление списка, кажется абсолютным безрассудством. Кроме того, если я и забыла о чем-то, то просто куплю это по приезде на месте – мы едем всего лишь в деревенскую Францию, не к бассейну Амазонки.

Если мои сборы были бессистемными, то как охарактеризовать сборы Уильяма, даже не знаю. В его сумке в основном были упаковки Харибос4, которые он нашел под кроватью после недавней вечеринки, книги с названиями вроде «Ядовитые змеи мира», несколько водяных пистолетов и набор туалетных принадлежностей с очень специфическим запахом.

К последним он начал проявлять интерес совсем недавно, после того как его друг Кэмерон решил, что десять лет – веский повод начать пользоваться дезодорантом перед школой. Мне пришлось мягко напомнить своему сыну, что он недалеко уедет во Франции без штанов, разгуливая в одном только облаке из аромата «Линкс Африка»5.

Я запрыгнула на водительское сиденье, повернула ключ зажигания и, как обычно, удивилась, когда двигатель завелся.

– Ты уверен, что ничего не забыл? – спросила я.

– Думаю, что нет.

Вспышка волнения на его лице заставила мое сердце екнуть. Он был таким с того самого момента, как я сообщила ему, что мы проведем лето с его отцом. Я наклонилась, чтобы быстро поцеловать его. Он вытерпел, но времена, когда он обвивал меня руками и кричал «Ты лучшая мама в мире», давно прошли.

Для своих лет Уильям был высоким, почти долговязым, несмотря на аппетит и недавно появившуюся одержимость «Доминос»6. Он унаследовал от своего отца рост, а также карие глаза, кожу, которая легко загорает, и темные волосы, завивающиеся на затылке.

Во мне метр шестьдесят два сантиметра, поэтому он совсем скоро будет выше меня и тогда, вероятно, станет еще менее на меня похожим. У меня кожа бледная, вся в веснушках и склонна к покраснению при малейшем солнце. Светлые волосы едва касаются плеч и совсем не вьются, как у моего сына, но при этом они не идеально прямые, а чуть волнистые, что раздражало меня в те времена, когда это было моей единственной проблемой.

– Кто присмотрит за домом, пока нас не будет? – спросил он.

– Дорогой, за ним не нужно особо присматривать. Только забирать почту.

– А что, если кто-то ограбит его?

– Вряд ли.

– Откуда ты знаешь? – спросил он.

– Если кто-то собирается забраться в дом на этой улице, наш будет последним вариантом, который выберут злоумышленники.

Я купила наш маленький домик на юге Манчестера благодаря финансовой помощи отца вскоре после появления Уильяма и, к счастью, до того, как этот район стал популярным.

Я никогда не посещала вечера лото в фалафель-баре в конце улицы и купила всего одну буханку хлеба с киноа с момента открытия частной мини-пекарни. Но я полностью поддерживаю открытие таких заведений, ведь благодаря им цены на дома взлетели.

А это значило, однако, что я была, вероятно, единственной тридцатитрехлетней матерью-одиночкой, живущей в этом районе на зарплату. Я обучаю писательскому мастерству в местном предуниверситетском колледже, который всегда давал больше удовольствия от работы, чем материального вознаграждения.

– Семью Джейка Милтона обокрали, – произнес Уильям мрачно, когда мы свернули с улицы. – Украли все ювелирные украшения его матери, машину отца и Xbox Джейка.

– Правда? Это ужасно.

– Я знаю. Он дошел до последнего уровня в «Садовой войне»7, – вздохнул он, качая головой. – Он никогда не сможет достичь его снова.

За четыре-пять часов мы доберемся до южного берега, чтобы сесть на паром, но мы выехали пораньше, чтобы сделать остановку недалеко от нашего дома.

Через десять минут мы прибыли к Уиллоу-Бэнк-Лодж и заехали на маленькую парковку спереди. Снаружи здание выглядело как огромный домик из лего из-за одинаковых кирпичей грязно-коричневого цвета и крыши, покрытой серой черепицей. Впрочем, мы выбираем дома престарелых не из-за архитектуры.

Я ввела код от двух дверей, и, едва мы вошли, в нос тут же ударил запах пережаренного мяса и вареных овощей. Внутри было чисто, светло, помещение поддерживалось в хорошем состоянии, хотя дизайнер интерьера явно был дальтоником. Обои с завитками цвета зеленого авокадо, на полу красная ковровая плитка, украшенная узором темно-синего цвета, а плинтусы покрыты лаком цвета повидла, который, по чьему-то ошибочному мнению, должен был имитировать натуральное дерево.


Рекомендуем почитать
Беспаспортных бродяг просят на казнь

Эта серия книг посвящается архитекторам и художникам – шестидесятникам. Удивительные приключения главного героя, его путешествия, встречи с крупнейшими архитекторами Украины, России, Франции, Японии, США. Тяготы эмиграции и проблемы русской коммьюнити Филадельфии. Жизнь архитектурно-художественной общественности Украины 60-80х годов и Филадельфии 90-2000х годов. Личные проблемы и творческие порывы, зачастую веселые и смешные, а иногда грустные, как сама жизнь. Архитектурные конкурсы на Украине и в Америке.


Три обезьяны

Стефан Игаль Мендель-Энк (р. 1974), похоже, станет для шведских евреев тем, кем для американских стал Вуди Аллен. Дебютный роман «Три обезьяны» (2010) — непочтительная трагикомедия о трех поколениях маленькой еврейской общины большого Гётеборга. Старики, страшащиеся ассимиляции, сетуют на забвение обычаев предков, а молодежь, стремительно усваивающая шведский образ жизни, морально разлагается: позволяет себе спиртное, разводы и елку на Рождество.


ЮАР наизнанку

ЮАР не зря называют страной радуги: разнообразный спектр народов и культур, заселивших эту страну, напоминает разноцветные лучи радуги. Так построена жизнь: обитатели делятся на белых и черных, которые живут по-разному, думают по-разному, едят совершенно разную пищу, смотрят разные программы по телевизору и даже слушают разных диджеев по радио. Но они, как ни странно, неплохо сосуществуют. Как? – спросите вы. ЛЕГКО!


Двухсотграммовый

«Их привезли в черном полиэтиленовом шаре. Несколько мусорных мешков, вложенных один в другой, накачали воздухом, наполнили водой, обмотали скотчем. Планета, упакованная для переезда.Запыхавшийся мужик бухнул шар на пол. Беззубый повар Семен полоснул ножом, и его помощник таджик Халмурод ловко прихватил расходящийся, оседающий полиэтилен. Из раны потекла вода. Семен расширил отверстие, взял сачок, стал зачерпывать и перекидывать в пластиковую ванночку. В точно такой же Семен купал своего сына-дошкольника.Рыбы не трепыхались.


Ходить, ходить, летать

Ходить, чтобы знать, летать, чтобы находить, а найдя, передавать другим. И никогда, никогда не переставать верить в чудо.


Сокровище господина Исаковица

Представители трех поколений семьи Ваттинов, живущей в Швеции, отправляются в маленький польский городок, где до Второй мировой войны жили их предки, По семейному преданию, прадед автора, сгинувший в концлагере, закопал клад у себя во дворе, и потомки надеются его найти. Эта невыдуманная история написана так просто и доверительно, что читатель не замечает, как, путешествуя по Европе в компании симпатичных деда, отца и внука, погружается в самые страшные события истории XX века. Данни Ваттин не просто реконструирует семейную хронику, Он размышляет о том, как легко жестокость может стать обыденностью, а бюрократ – палачом; о том, что следы трагедий прошлого не стираются на протяжении многих поколений.