Я твой, Родина - [17]
Это были части, сформированные из добровольцев. Рабочие Златоуста подарили им ножи в черной оправе. Тогда на фронте тоже стояла дождливая погода.
Уральцы взламывали оборону врага. На немцев обрушились танки, с брони в окопы бросались отборные бойцы-десантники — мастера рукопашного боя. На них были стальные нагрудники, непробиваемые пулей. Немцы в ужасе отступали от натиска «дикой дивизии черных ножей», как они называли уральцев. Невозможно было устоять против напора: танкисты, даже на подожженных машинах, мчались вперед, давили противотанковые орудия немцев, железный десант не давал пощады, и мало кто из врагов уходил от верного удара ножа.
Немного осталось в живых из тех бесстрашных, что бросались в первые атаки тогда, на Орловщине. Нет и стальных нагрудников: от них давно отказались десантники, как от лишнего груза. Но, кидаясь сейчас в траншею, каждый словно приобрел непробиваемую грудь, силу всех погибших ранее земляков, и в возгласе «ура» слышал «Урал».
Солдаты противника пытались выбраться из траншей и повернули спины, выкарабкиваясь. В эти несколько секунд замешательства было покончено со многими. Оставшиеся пробовали сопротивляться в рукопашной схватке.
В траншее постепенно становилось тише и тише. Тогда сквозь шум дождя слева на холмах раздался визг чужих моторов. К Погудину, отирая рукавом мокрое от пота и дождя лицо, подбежал черномазый Мирза Нуртазинов.
— Лейтенант! Танки! Танки! — Он, часто дыша, вглядывался сквозь ливень в сторону, откуда доносились зловещие звуки. — Наши не видят. Ай-яй-яй!
Дождь не унимался. Мокрых до нитки автоматчиков пронял озноб. Стоя в траншее и заслоняясь от грозового косохлеста, они смотрели вперед. Там, за плотной завесой ливня, среди дымящихся хат метались «тридцатьчетверки». Им было плохо без десанта. Они подавили орудия противника на окраине, и, не заняв деревни, потянулись влево, навстречу немецким танкам, которые выползали из леска.
— Увидал! Увидал! — закричал Нуртазинов.
Из траншеи было видно, как вражеские солдаты бегали по деревушке. Стена взрывов на широкой пашне, превратившейся в кисель, отделяла десантников от них. Немцы продолжали вести минометный заградительный огонь. Пороховой дым под дождем не поднимался к небу и стелился по земле.
Николай осмотрелся. «Хоть бы минометы подавили, а то пойдешь — всех ребят потеряешь», — мелькнула горькая мысль.
Но сетовать было некогда, и он собрал бойцов около себя.
— Отстали мы… Надо во что бы то ни стало пройти в деревню, пока танки ведут бой. Иначе немцы очухаются и ударят им с тыла. Всем задача понятна?
На лицах автоматчиков застыло то выражение усталости, которое бывает у человека, когда он сделает большую тяжелую работу и увидит, что мало приблизился к цели. Николай уловил это.
— Не вижу, что всем понятно. Кто не может, пусть останется ждать хорошей погоды, ждать, пока немцы начнут из деревни жечь наши машины. Потом прилетят наши самолеты, подойдут «катюши», артиллерия, пехота и возьмут за нас населенный пункт.
Это был точно рассчитанный удар по гвардейскому самолюбию. После этих слов Николай не увидел уже ни одной унылой физиономии. Он улыбнулся и сам, когда приказывал:
— Интервал десять метров! По-пластунски — вперед!
Теперь он был уверен, что каждый доползет сквозь огонь по этому полю, развороченному минами и политому дождем.
Они ринулись в грязь, и у Николая едва хватило выдержки обождать несколько секунд, чтобы проследить за всеми.
— Больше интервал! По команде все встают и — «ура».
Он пополз следом, стараясь не обгонять остальных. Впереди, по бокам, а потом и позади рвались мины. Дождь не прекращался…
Юрий Малков, кончив утюжить гусеницами траншею, увидел, что второй танк его взвода подбит. Из открытого люка, который чуть дымился под ливнем, высовывалась рука без перчатки, и с пальцев стекали на броню струи воды. Юрий хотел было остановиться, чтобы помочь экипажу, но вспомнил, как говорили в танковом училище: остановка в бою гибельна, недвигающийся танк — это мертвая мишень.
В воздухе вспыхнула зеленая ракета и развеяла его сомнения. Этот сигнал командира батальона означал: вперед! Юрий заметил ракету одним из первых, его машина вырвалась ранее других. Он был доволен и очень обрадовался, когда Никонов сказал по рации:
— Малков, осторожнее! Лавируй! Ты на виду, и тебе гореть нельзя.
— Впереди орудие! — сообщил механик.
Юрий приник к смотровой щели и скомандовал:
— Осколочный!
— Готово! — ответил башнер.
В нескольких десятках метров сквозь дождь ясно виднелась замаскированная снопами противотанковая пушка. Она медленно поворачивалась на них. Кое-как нацелясь, Юрий нажал спусковую педаль. Танк дрогнул, и дымок разрыва возник далеко позади немецкого орудия. Машина тряслась, пересекая поле, вспаханное грядами.
— Еще осколочный!
— Есть!
Водитель остановился.
— Вперед, Ситников! Что встал? — вскипел Юрий.
— С хода не попасть!
— Вперед! Остановка смерти подобна, — вне себя заорал Юрий и выбранился.
Он опять взял орудие противника в перекрестие прицела по всем правилам и выстрелил. Снаряд разорвался еще дальше. Черная пасть противотанковой пушки теперь уже смотрела прямо ему в глаза. Он приготовился дать команду «задний ход», а механик-водитель крикнул: «Давлю!».
Как-то в начале лета молодые рабочие с уральского машиностроительного завода, три парня и две девушки, решили провести отпуск в туристском походе — побродить в тайге. Сидя белой ночью у костра, ребята вдруг заметили на горизонте быстро спускающиеся парашюты... Прилетевший на вертолете в район приземления парашютистов майор госбезопасности Бехтин организует розыск незваных гостей: туристы, студенты, местные жители, армейские автоматчики отправляются в тайгу, перекрывая все тропы. Все необходимые меры приняты.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.