(пауза 10 секунд)
Т: Надо отложить.
(пауза 10 секунд)
Т: Отложим.
END TAPE OZK010
------------------------------------
- Ты в порядке, сынок?
Я слышу голос, вижу лицо и, в то же время, всплываю из спиралей темноты, где не за что было уцепиться. Я хочу закричать в панике, но не могу. И тут внезапно: «Ты в порядке, сынок?» Паника проходит, и надо мной доброе и заботливое лицо – лицо старика.
- Я в порядке, - говорю я, и пытаюсь подняться. Не могу лежать на этом боку, я не привык спать лежа на желудке, и не хочу быть ограниченным или обездвиженным. Инстинкт заставляет меня встать на ноги, взмахнуть руками и что-нибудь попробовать схватить, но что-то меня ограничивает.
- Теперь легче, сынок? - говорит человек, оставаясь деликатным и спокойным.
Я киваю головой и все медлю, пытаясь утвердиться в мире, в который возвращаюсь. Мои руки болят, а во рту вкус металла или земли с кислотой, перемешанных друг с другом.
- Ты, должно быть, упал, - говорит человек.
Я стою прямо, мир вращается вокруг меня, и вспоминаю, что же со мной случилось: хулиганы, их машина и падение в канаву.
- Байк в порядке? - спрашиваю я.
- На глаз – да, - отвечает человек.
Мы стоим на краю дороги. Недалеко в сторонке запаркована его машина – большой панелированный деревом стейшен-вагон. Седая женщина сидит внутри, у нее живое и взволнованное лицо.
- Он в порядке, Арнольд? - спрашивает она.
- Да, Эдна, - отвечает он, а потом поворачивается ко мне:
- Точно, ты в порядке? Парень, я еду медленно, жена не любит быструю езду с тех пор, как ее хватил паралич, и вижу: одно из колес твоего байка торчит из канавы. Мы остановились, и я вышел посмотреть, хотя жена говорила, что кто-нибудь занят своими делами. Смотрю, в канаве лежишь ты, словно уснул. Я оттолкнул байк в сторону, и твои глаза заморгали – ты проснулся.
Я киваю, думая о тех хулиганах. Оглядываюсь вокруг, было бы интересно, если б они вернулись. Интересуюсь, сколько же времени я пролежал в канаве:
- Который час? - спрашиваю я. Голова болит.
- Скоро четыре, - отвечает мне человек голосом Гнусавого Янки, похожим на расстроенную скрипку.
- Спасибо, что остановились, - говорю я. - Я опрокинулся, видимо, потерял равновесие и упал в канаву.
- Костей не наломал? - спрашивает он.
Я шевелю руками и хлопаю себя по груди и бедрам.
- Нет, кости целы.
- Откуда ты?
- Мы поздно приедем, Арнольд, - кричит его жена из машины.
- Минуту, дорогая, - говорит он, повысив голос, и поворачивается ко мне. - Можем ли мы трогаться, сынок? Мы едем в Хоуксет. Ты выглядишь усталым.
- Хоуксет - это прямо перед Белтон-Фолсом?
- Только миля или две.
Я знаю, что могу проехать все это расстояние на байке, но уже почти четыре часа, и я никогда не доберусь до Белтон-Фолса до наступления темноты свом ходом.
- Слушай, мы можем привязать твой байк сбоку. И не волнуйся о моей леди. Она не может шевелиться, у нее паралич. Это неважно, пустая мысль. Но она хорошая женщина.
Я понимаю, что нужно добраться до Ротербурга, как можно быстрее, и не важно на чем.
- Хорошо, если вы не беспокоитесь за вашу жену… - говорю я.
- Ты едешь с нами. Как далеко?
- Мне нужно в Ротербург-Вермонт, но я буду рад оказаться в Белтон-Фолсе этим вечером. Там есть мотель, где я смогу остановиться на ночь и прибыть свежим в Ротербург-Вермонт завтра утром.
- Хорошо, ты едешь сам, - говорит он. - Мы можем взять тебя до Хоуксета, а Белтон-Фолс – это дальше. Я мог бы тебя отвезти и дальше, но моя жена имеет направление к врачу.
Я толкаю байк к машине. Мои ноги не хотят двигаться. В них отзывается боль, руки дрожат, кровь пульсирует в венах. Я – мешок с дерьмом и болью, но машина ждет, и я могу отдохнуть и немного восстановиться по дороге.
- Не волнуйся о моей жене, - говорит он - Она сегодня не в себе.
Мы привязываем байк сбоку, и я влезаю в машину. Женщина быстро мечет свой взгляд на меня и на свои повязки. У нее рябое лицо и сморщенный нос. Запах мази висит в воздухе, примерно такие же запахи, как и в больничной палате.
- Посторонним не очень комфортно со мной в машине, Арнольд, - говорит она. Человек качает головой и ворчит:
- Теперь, Эдна, бедный мальчик упал, но ему нужно ехать. И это все.
Машина трогается и медленно едет. Около двенадцати миль в час на спидометре. Скорость постепенно увеличивается, когда мы переваливаем через холм, и женщина говорит: «Не так быстро, Арнольд, не так быстро».
Не проходит и минуты, как я закрываю глаза. Надо плыть, надо дать телу расслабиться. Я начинаю чувствовать тошноту. Еще ни разу в жизни меня не укачивало. Но теперь мой желудок дергается и подпрыгивает на каждой кочке, и мне не хочется рыгать прямо в машине. Я смотрю в окно на постоянно меняющиеся сцены. Мы въезжаем в город – Флеминг, наверное. Моя следующая остановка, и я думаю, что, наверное, стоит выйти во Флеминге и ехать дальше на велосипеде до Хоуксета, но говорю себе: «Держись, держись…»
Я начинаю петь про себя, тихо, чтобы этот пожилой человек и его жена не слышали мой голос:
