Я стану Алиеной - [65]

— Так что же нам теперь, в поле ночевать?

— А это, — отвечал жизнерадостный алебардщик, — не наша печаль. Хоть в поле, хоть в болоте, хоть на дереве сидючи… без маски в город хода нет — обычай такой!

Селия тронула Оливера за плечо:

— Погляди-ка. Похоже, там на таких охламонах, как мы, кто-то делает хорошие деньги.

— Недурно сказано! — рассмеялся второй алебардщик. — Праздник праздником, а иные выгоды своей не забывают!

Под высокой городской стеной лепились несколько палаток. Перед ними возвышался увитый лентами шест, украшенный бычьей головой, — привычный в Древней земле символ карнавала. А на дощатых прилавках свалены маски, капюшоны с бубенцами, трещотки, бубны, жезлы, овчины — все, что могло понадобиться нерасторопным приезжим, дабы не чувствовали они себя белыми воронами на улицах праздничного Фораннана. В глубине палаток, подозревал Оливер, был разложен товар подороже, предназначенный для более солидных покупателей.

— Я пойду куплю маски, — Селия спрыгнула на землю, — а ты потолкайся здесь, поспрошай насчет гостиниц.

— Поторопись! — крикнул ей вслед один из стражников. — А то сейчас стемнеет, ворота запрем — и вправду будете в поле ночевать, у кострищ холодных!

Про кострища помянул он недаром, понял, осмотревшись, Оливер. По всей равнине чернели неровные круги. Несколько дней назад здесь жгли костры Полузимья и выкликали солнце, приманивали его огнями, чтобы повернуло свой ход. Но те костры уже успели остыть…

Селия вернулась. В руках у нее, кроме масок, был еще какой-то сверток.

— Что это?

— Одежда. Куртка, штаны, рубаха. Мои износились до ветхости. Что ж, давай маски надевать…

Маски, купленные ею, были из разряда самых простых — куски некрашеного вощеного холста с прорезями для глаз и рта, эти личины были способны скорее обезличить и в сумерках имели вид почти жуткий.

— Мне странно не видеть твоего лица.

— Ничего. Маски — это как раз то, что нам сейчас нужно. Так что слышно насчет гостиниц?

— Дорогой расскажу, а то ворота и впрямь закроют. Без лишних слов они, честь честью замаскированные, поднялись в седла и бок о бок проехали под свисавшей с ворот гирляндой из плюща.

Непонятное возбуждение охватило Оливера. Впервые за полгода он оказался в городе. Впервые — вместе с Селией. И впервые — в Фораннане. Что чувствует она?

Этого он угадать не мог. Несмотря на их теперешнюю близость, несмотря на покорность, которую она склонна была выказывать, порой ее мысли были для него совершенно недостижимы.

Одно было ясно: город может стать для них воротами к свободе, а может — и ловушкой.

Если не брать в расчет извечную уличную вонь, свойственную большим городам, и в особенности портовым, от которой Оливер успел уже отвыкнуть, Фораннан показался ему очень красивым. Заклятые земли с их тайнами остались позади, и они оказались в давно обжитых местах. Город пел, свиристел, дул в рога, трещал погремушками, а главное — танцевал. Танцы были непременным, а может быть, и главным действом нынешнего праздника — они, как и великие костры, пробуждали землю от зимней спячки, от них зависело будущее плодородие. И потому ряженые плясали везде — у ворот, на площадях и мостах, даже в церквах, что в Эрденоне и Тримейне было строжайше запрещено. Вдоль улиц неслись цепочки танцующих. Темнело, и многие держали в руках фонари, другие же вывешивали фонари на специальные крючья в стенах, чего на Севере тоже не было заведено. Игра света и тени в сгустившихся сумерках, среди личин, ярких одежд, взметаемых ветром и танцами, завораживала, словно весь этот мир воплотился из яви сна.

Сказать по правде, далеко не все танцы носили пристойный характер, да и песни тоже. И непременной частью праздничного ритуала были оскорбления. Селия с Оливером, пока ехали по улицам, много чего наслушались и узнали о себе, своих лошадях, а также обо всей не присутствующей здесь близкой и дальней родне. Однако обижаться сейчас на подобное считалось неправильным. Обычай такой — и весь сказ.

— Ты хотел что-то сообщить о гостиницах.

— Ах да. Там у ворот называли «Нобль с розой» и «У Святого Камня», что на площади Айге.

— Похоже, это нам не по карману, а над тобой подшутили. «Нобль с розой» — наверняка самая дорогая гостиница, так обычно называют заведения, где за постой платят никак не меньше этого самого нобля. Насчет «Святого Камня» — не знаю, но площадь Айге, насколько я слышала, — главная в городе, вот и понимай.

— Что же делать?

— Поедем в сторону порта, поищем что-нибудь такое… не дворец, но и не сарай.

— Хорошо. В сторону порта, но не в самый порт. Поздно уже.

Они продолжали путь, расспрашивая прохожих. Селия держалась свободно, ничуть не опасаясь, что в ней признают женщину. Во время карнавала в Карнионе было принято женщинам рядиться мужчинами и наоборот, и так укоренился этот обычай, что подобное не только не почиталось грехом, но всячески поощрялось. Иное дело будни, но будни — когда-то они еще наступят.

Наконец им указали на гостиницу под названием «Хрустальная башня», что в переулке за церковью Святой Екатерины Александрийской.

«Хрустальная башня» — частый, даже навязчивый образ из древней карнионской поэзии —в действительности ничего хрустального, а также башенного в себе не заключала. Это было двухэтажное здание с красной черепичной крышей, внутренним двором (как это принято на Юге) и затейливой, хотя и порядком осыпавшейся, лепниной по фасаду. Вероятно, раньше заведение процветало, но теперь осталось в тени более модных гостиниц вроде «Нобля с розой». Эта догадка подтверждалась и готовностью, с какой гостинник встретил даже таких невзрачных путников.