Я спасу тебя от бури - [57]
Красота моей жены не отражалась на ее дерзости, а дополняла ее. Убеждала ее в собственной правоте.
Ее грудь вздымалась и опадала. Я слегка покачал головой, по-прежнему не соглашаясь с ней. Свет отражался от ее шеи.
Ночами я не мог заснуть. Я поднимал шторы, омывал ее лунным светом и смотрел, как пульсирует жилка на ее шее, пока глаза метались за сомкнутыми веками, как стеклоочистители на ветровом стекле. Она была сложной и многослойной. Сон не замедлял работу ее разума. Иногда она просыпалась более уставшей, чем засыпала. Иногда она потела так, что сдирала с себя ночную рубашку, бросала на пол и лежала голой, блестя от пота, пока потолочный вентилятор не осушал ее кожу.
Ветерок обвевал ее. Бледная кожа снова покрылась мурашками. Вода высохла везде, кроме впадинки ее пупка.
Боязнь щекотки была бы преуменьшением. Но она также ненавидела проигрывать. Это взрывоопасное сочетание. Я бы заложил ее обед против того, что она не сможет сохранить невозмутимое выражение лица, когда я вожу пальцем вокруг ее пупка. Я начинал потихоньку, проводя по часовой стрелке от часу до двух. Она начинала извиваться, как червяк в горячем пепле, но это была честная игра, поэтому я не спешил. К трем часам она начинала терять самообладание. К девяти часам она начинала визжать и лягаться. К половине одиннадцатого она колотила меня по плечам и хохотала.
…Ее пульс замедлился. Кольцо блестело. Возможно, она задремала.
Ближе к полуночи она оделась, вытерла волосы полотенцем и исчезла за деревьями, забрав с собой мое смутное томление. Ее запах испарился за считаные минуты. Когда вдали прозвучал полуночный колокол, объявлявший об отключении внешнего освещения, я включил налобный фонарь и сел прямо, насколько позволяла скала. Я как следует размял затекшее бедро, подтянул колено к груди и резко выпрямил ногу. Кровь сразу побежала быстрее и вытеснила ноющую боль. После целого дня в образе Франкенштейна завтра я буду двигаться как заводная кукла. Я достал из рюкзака судебные документы и разложил их на коленях.
Слова «Стил против Стила» и «непреодолимые разногласия» сразу же бросились в глаза, как и ее неразборчивая подпись на последней странице. Она подписала документы около года назад, когда я разложил их перед ней после того, как она вышла из здания суда и направилась к машине, на которой приехала. Ее наручники лязгнули, ударившись о зажим планшета, когда она резко дернула рукой. Сейчас я привалился к валуну и занес ручку над пустой линией для моей подписи.
Образы вернулись.
По большей части это были проблески и обрывки. Моменты времени… Мы стоим под «свадебным деревом» и смотрим, как ветер танцует среди голубых люпинов… Воскресные вечера на острове, мы отмокаем в реке… Мистер Б. берет овес из наших рук… Я пересчитываю ее ребра и чувствую, как расслабляются мышцы в нижней части спины… Я перерезаю пуповину и кладу Броди на ее измученную грудь… Мы сидим за кофейным столиком, прижавшись коленями друг к другу, и я вижу, как приподнимаются уголки ее рта… Она в фартуке на кухне, потом на крыльце с одеялом, наброшенным на плечи… Мы чистим стойла, и я ныряю в укрытие, когда она швыряет в меня навоз с лопаты… Мы принимаем роды у усталых коров в холодную ночь, когда изо рта идет пар… Мы клеймим скот несколько недель спустя… Я просыпаюсь по ночам и обнаруживаю, что она прижимается спиной к моему животу; ее ноги переплетены с моими, моя рука у нее на плече… Ее запах вокруг меня… и долгие, ленивые вечера, проведенные в седле, когда мы бредем по мелководью вниз по течению, – ее шляпа сдвинута на лоб, затеняя глаза, ноги прочно упираются в стремена, и она оглядывается на меня…
Это мое любимое воспоминание: Энди верхом на лошади. Был ранний вечер, я ехал следом за ней. На ней рубашка с бретельками, шляпа надвинута на глаза. Она худощавая и загорелая; мышцы перекатываются у нее на руках и спине. Ее джинсы заправлены в сапоги, пошитые Дампсом. Она останавливается, оглядывается на меня через плечо и улыбается той самой улыбкой, которая говорит: «От меня добра не жди, и ты должен быть таким же». Раньше я шутил, что где-то в ее родословной есть команчи, потому что она бесподобно управляется с лошадью. В этом она всегда превосходила меня, а ведь я провел немало времени в седле.
Я слышал, люди с Западного побережья в разговоре с людьми с Восточного побережья замечают, что они предпочитают землетрясения ураганам. «По крайней мере, нам не приходится эвакуироваться». Я в этом не уверен. Наступление урагана можно предвидеть. Достаточно прочитать штормовое предупреждение и оценить уровень опасности. Категория 1. Категория 2. Категория 5. Вы можете подготовиться: купить свечи, воду, бензин для генератора, коробку патронов. Землетрясение приходит нежданно, раскалывает мир пополам и посылает цунами за две тысячи миль – туда, где люди даже не ощущают вторичные толчки.
Приятные образы в моей голове подошли к концу. Следующий набор слайдов показывает бесплодную каменистую местность, по которой катятся шары перекатиполя. То, что когда-то прочно стояло, теперь рухнуло. Стол, усеянный счетами, которые я не могу оплатить. Майк Меркетт говорит, что ему очень жаль и что у меня есть девяносто дней. Броди задает вопросы о своей маме, на которые я не могу ответить. Я обнаруживаю Энди на полу в ванной с бледно-голубой кожей, рядом валяется пустая баночка из-под таблеток. Я мчусь в больницу и с криками пробиваюсь в отделение неотложной помощи, держа ее на руках. Смотрю, как они промывают ей желудок и пытаются очистить кровь от девяноста таблеток, которые она проглотила. Здание суда: она сидит напротив в наручниках и вопит на меня. Адвокат предлагает мне поставить подпись. И пока все эти картины мелькают передо мной, какая-то огромная рука выключает звуки и убирает цвета. Образы становятся безмолвными, черно-белыми и зернистыми. Только субтитры и заключительные кадры в монохроме.
В окруженном горами аэропорту Солт-Лейк-Сити отменены все рейсы из-за непогоды. Двое случайных знакомых, Бен Пейн и Эшли Нокс, решают лететь на маленьком частном самолете. Эшли опаздывает на собственную свадьбу, а хирург Бен – на важную операцию. К несчастью, самолет терпит крушение в горах. Пилот погибает, и два мало знакомых пассажира остаются наедине друг с другом среди заснеженных вершин. Чтобы спастись, им придется совершить невозможное…
В своей новой книге Чарльз Мартин предстает перед нами не только как художник, автор психологических романов, но и как философ, живо интересующийся духовной жизнью человека. Он создал уникальное, многогранное произведение, где обращается к тем своим читателям, которые пытаются жить осознанно, отдавая себе отчет в истоках своих мыслей и поступков, которые говорят с ним на одном языке, и которых интересуют проблемы религии, философии и морали.
Каково осознавать, что твоя жизнь пошла прахом из-за обмана близкого человека? Понимать, что твое доверие и любовь обманули? И разве можно исправить то, что уходит корнями в прошлое на десятки лет? Потеряв ресторан, основанный на побережье еще ее родителями, Элли и представить не могла, что это запустит череду загадочных событий, в результате которых она раскроет преступление, которое совершил ее муж более сорока лет назад. Это увлекательное путешествие в прошлое, через солнечное побережье Флориды и до пропитанных дождем джунглей Вьетнама.
После того как успешный кардиохирург Риз не смог спасти жену, он разочаровался в себе и в профессии и уединился в коттедже на берегу озера, чтобы зарабатывать на жизнь ремонтом лодок и не думать о прошлом. Но однажды, отправившись в город за покупками, он увидел семилетнюю Энни. История девочки поразила его. Она продает на площади лимонад, чтобы накопить денег себе на операцию. Жалость к ребенку и интерес к ее тете – сдержанной и упорной Синди – заставили Риза поклясться спасти девочку. И сможет ли что-нибудь этому помешать?
Жизнь Дилана потеряла всякий смысл с тех пор, как его жена Мэгги впала в кому после тяжелых родов. С каждым днем он понимает все яснее – Мэгги не очнется. Но есть люди, которые убеждают его не поддаваться отчаянию, ведь они точно знают, как помочь. Мэгги все еще может вернуться в подлунный мир, вот только Дилану, подобно легендарному Орфею, придется опуститься ради этого на самое дно и, если достанет сил, вернуться обратно.
Мистер Пасстор – мужчина с загадочным прошлым. Он живет в уединении, ухаживает за церковью, в которой никогда не бывает прихожан, но при этом, поговаривают, имеет связи в правительстве и участвует в неких секретных операциях. Это опасная работа, но мистер Пасстор отдается ей сполна. Ему знакомы горечь потери и любви. Когда в солнечной Флориде начинают пропадать девушки, он первым берется за это дело и отправляется на поиски в открытое море…
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Когда семнадцать месяцев назад, в канун Нового года, Мэгги открыла глаза, я почувствовал себя так, словно прозрел. Опустившись на колени, я протянул к Мэгги руку и больше уже не сдерживал ни слез, ни крупной дрожи, сотрясавшей мое тело. Я плакал как ребенок. И Мэгги тоже. Довольно долгое время мы были не в силах произнести ни слова. Да и что сказать? С чего начать?..