Я, снайпер - [105]

Далее последовало полотенце. Его туго замотали вокруг лица Свэггера, расплющив ему нос, пережав дыхательные проходы, лишив возможности видеть. Зачем пленить все тело, когда можно пленить одну только голову? Это одно и то же. Клаустрофобия, бич большинства людей, вырвалась на свободу благодаря складкам плотной ткани, стиснувшим лицо, превратившим процесс дыхания в тяжкий труд, бросившим в благодатную почву семена страха, которым в ближайшее время предстояло распуститься пышными цветами.

— Затем идет мучитель, который сам терзается раскаянием, — рассуждал Энто, — таких я презираю больше всего. Он слишком хорош для подобного ремесла, и то, что привело его в подвал к животным, которые несут боль, унижение и грязь другому человеческому существу, — это долгая и запутанная история, и нашему герою ужасно хочется поделиться ею с тобой, со всеми мрачными шутками и черным юмором, достойными пера второсортного ирландского писателя, однако ему некогда, он должен поджарить твое хозяйство, прикоснувшись к нему оголенными проводами. «Я очень сожалею. Не думайте обо мне плохо. Я такая же жертва, как и вы. Я отчетливо чувствую вашу боль. Сердцем я с вами. Между нами неразрывная связь, и если вы сломаетесь, тем самым вы избавите нас обоих от следующих мучительных часов. Это в ваших силах. Не вынуждайте меня так поступать. Я этого не хочу, и лишь ваша непреклонность заставляет меня совершать все эти ужасы. Неужели вы не видите, что в моральном и интеллектуальном плане я неизмеримо выше подобного поведения?» Ну как, заметили в причитаниях этого типа бесконечное самолюбование? То, что тебе приходится терпеть боль, касается в первую очередь не тебя, а его. Это он тайный герой и жертва происходящего. Ребята, давайте первое ведро. Бобби Ли, друг мой, постарайся не вырываться. Если окажешь сопротивление, будет гораздо хуже и от твоего героизма ничего не останется. Прими судьбу покорно, потерпи немного, и тем самым ты выполнишь свой долг. Скорее всего, ты побьешь рекорд подполковника, и этого будет достаточно, но ни один человек не сможет вытерпеть больше двух ведер. Ты получишь три ведра, это продлится целый час. Понимаю, ты герой. Он ведь настоящий герой, а, как думаешь, Имбирь?

— Даже не знаю, Энто. Возможно, он сразу же наделает в штаны. Ведь так происходит со многими.

— Да уж, со многими. Тот подполковник, я хорошо помню, в конце концов тоже наложил в штаны.

— Точно.

— И все же я сомневаюсь, Имбирь, что снайпер сразу же обделается. У него голова слишком забита такими пустыми понятиями, как честь и долг. Он заткнет свою задницу пробкой, вот посмотришь.

Свэггер почувствовал воду сначала как вес, затем как влагу, потом как сырость, как потоп и наконец как смерть. Она пришла, подобно лазутчикам, проникающим во вражеский лагерь, сразу со всех сторон, без особого шума и суеты, будто далекая точка, которая внезапно многократно разрослась и оказалась повсюду, заполнив весь мир.

Вода намочила полотенце, и оно прилипло к лицу. Боб попытался держать все отверстия тела наглухо закрытыми и не пускать воду в себя, однако его сопротивление продолжалось считаные мгновения. Вода спустила с привязи безотчетный страх. Свэггер был не из пугливых, долгие суровые годы научили его, как защищаться от крысиных зубов ужаса, как объективно оценивать страдания, анализировать их, словно продукт чужого сознания, научный феномен, подлежащий исследованию. Какое-то время это работало, но затем оборона не выдержала под отчаянным натиском.

Словно со стороны, Боб ощутил, как его тело судорожно дергается и извивается в руках ирландцев. Вся его сила схлестнулась с их объединенной силой, а поскольку мучителей было больше, они одержали верх и в итоге оставили его одного, наедине с водой.

«Вода, вода, кругом вода» — эта забавная строчка из какого-то давно забытого стихотворения содержала суровую правду настоящего. Сознание Боба теперь тоже билось в судорогах, как и его тело, теряя контроль перед лицом неминуемой гибели и влаги, атаковавшей лицо. Боб что есть силы выдохнул в полотенце, исторгнув из себя малую толику того, что успело попасть внутрь, после чего сделал вдох, повинуясь рефлексу, однако воздуха не было — одна неудержимая стена воды, пропитанной холодом и смертью. Вот смерть и пришла, ему самому не раз приходилось разносить ее по миру, превращая батальон «Пантера» в безымянные могильные холмики на чужой земле, простреливая руку Пейну и легкие Шреку, выигрывая в нелюдимых лесах Арканзаса дуэль с генералом, заваливая кубинцев на высокогорной дороге, пуская в свободный полет голову жирного японца, собравшегося осквернить малышку Мико, затем расправляясь с Кондо, мастером фехтования, ошеломленным тем, что его меч отразился от стального бедра Боба, после чего сам Боб всадил ему в грудь свой меч — господи, кровь, сколько же крови было в этом человеке, потом четыре отморозка Грамли, в бакалейной лавке и на стоянке, каждый из которых считал себя непревзойденным стрелком, но вдруг выяснил, что нет, он и в подметки не годится Свэггеру, и наконец двое латиноамериканских громил в перестрелке на перекрестке в Чикаго. Всех их было так много, и вот теперь он должен присоединиться к ним, они заняли ему место в аду, к себе поближе.