Я, снайпер - [106]

Чьи-то руки сорвали полотенце. Хлынул свежий воздух, и Боб жадно его глотнул — чистый эликсир амброзии, несущий жизнь. Его легкие стремительно раскрылись.

— Ну что я говорил, ребята? Крепкий парень, это точно, вот какой наш Бобби. Почти целая минута во вселенной утопления — и ни одного словечка.

— И дерьма тоже нет, — добавил Джимми. — У него в заднице пробка.

— Он силен, — ухмыльнулся Имбирь. — Надо отдать бедняге должное. Впечатляющий старт. Настоящий герой. Энто, ты был прав. Видимо, нам предстоит трудиться всю ночь.

— С другой стороны, — заметил Джимми, — возможно, на этом парень и кончится. Теперь он измотан. Начало удалось ему на славу, но долго он не продержится, особенно теперь, когда уже знает, что это такое и к чему может привести.

Воспользовавшись возможностью, Энто продолжил лекцию.

— И наконец, — произнес он, — существует тип истязателей, к которому принадлежу я: мучитель по долгу. Я не прошу понимания, и если Клара Бартон пристыдит меня в выпуске новостей, я с достоинством приму свою судьбу, оставаясь убежденным в правоте своих поступков, что бы там ни верещали эти изнеженные дамочки, выставляя нас как вселенское зло. Благодаря Энто Грогану и трем его гномам сотня с лишним британских парней вернулись в благословенную Англию, где они пьют черное бархатное пиво мистера Гиннеса и наслаждаются сытным крестьянским обедом. Мы не будем останавливаться на том, что долбаные англичане всегда заставляли своих любимых ирландцев быть мучителями, поскольку знают, что у нас есть сила, которой нет у них, и в то же время мы примем свою участь, увольнение и позор с достоинством, подобающим нашему гордому народу. Так что когда нас четверых накрыли, назвали зверями и выгнали из армии, которой мы отдали свои жизни, мы нисколько не обиделись, честное слово. Мы выполняли свой долг так, как его понимали. И мы приняли все дерьмо, которое выплеснула на нас Клара Бартон. Может, ребята думают иначе, но благодаря тому, что мы сделали ночью в подвале тюрьмы с помощью многих и многих ведер замечательной сопливой воды, и благодаря тому, что мы выяснили, где будут днем любители потрахать верблюдов, мы их перестреляли всех до единого. Видит Бог, снайпер Свэггер, ты один из всех живущих на земле можешь представить, как это было здорово — своими указательными пальцами, нажимающими на спусковой крючок, мы защищали христианскую цивилизацию. Ты читал Оруэлла? Тогда тебе знакома моя любимая фраза про тепло и уют замечательных людей в Англии, и я распространяю эту идею на всю христианскую цивилизацию, потому что крепкие ребята творят черные дела ночью. Вот мы здесь, мы друзья, и все мы творили черные дела, все мы были крепкими ребятами. Снайпер, ты готов к водным процедурам?

Кто мог состязаться в красноречии с поэтом? Только не Свэггер.

— Ступай к чертовой матери, Картофельная Башка!

Энто вздохнул, словно разочарованный неуклюжей остротой, придуманной на ходу Свэггером, и еще больше разочарованный тем, что его герой не Оскар Уайльд, отвечающий отточенными эпиграммами.

— Совершенно пустая фраза. Ругательство, достойное портового грузчика. Мы еще не закончили? — Гроган всмотрелся в мокрое, искаженное от боли лицо Свэггера и сам ответил на свой вопрос: — Нет, не закончили. И все-таки я надеюсь, что ты сломаешься до того, как наступит время завтракать. Второе ведро, ребята.

— Ты слишком много болтаешь.

— Это правда. Проклятие ирландца.

Второе ведро, как живое существо, набросилось на Свэггера сквозь полотенце. Боб стал биться и извиваться, стараясь вырвать последние крупицы кислорода, застрявшие между волокнами ткани, но вода быстро его одолела. Он представил себе скользкого осьминога, монстра из бездонных темных глубин человеческого страха, блестящую желеобразную тварь с мощными щупальцами, крепко стиснувшими его и прижавшими его лицо к центральному сплетению, где сходящиеся ноги образовывали отвратительную, розовую, холодную маску из фильма ужасов, прилипшую к лицу наподобие присоски. Мокрое, противное, скользкое, древнее как океан чудовище стремилось вырвать у Боба душу; он чувствовал, как его тело судорожно дергается в беспощадных объятиях, как его связанные ноги пытаются освободиться, как руки рвутся из пластиковых пут. Боб отчетливо представил себе, как срывает мерзкую тварь с лица, швыряет ее на пол и безжалостно топчет, сокрушая ботинками, а она корчится в бесконечной боли и в конце концов расстается с жизнью, извергая на пол маслянистые зеленые внутренности… Затем Боб куда-то провалился.

— Ты говорил, что он боец, и он действительно боец, — сказал Имбирь, когда Боб пришел в себя, хотя еще не понимал, где находится и что с ним происходит.

Воздух, он вдыхал воздух.

— Практически никому не удается продержаться до отключки, — заметил Джимми, в его голосе прозвучало что-то напоминающее благоговейное восхищение. — Если честно, даже не припомню, отключался ли вообще кто-нибудь. Все впадают в панику, молят о пощаде, но никто не может по своей воле задержать дыхание так надолго, чтобы просто потерять сознание.

— Да, — отозвался Энто, — для такого доходяги силенок у него с лихвой. Мне казалось, что у какого-нибудь верзилы объем легких больше и поэтому он лучше держится под полотенцем, но этот тип — кожа да кости, однако в его тощем теле обитает крепкий дух. И опять же, Имбирь, в штаны он не наложил. Надо было с тобой поспорить. Согласись, Имбирь, я был прав. Я сразу понял, что наш Бобби не обделается.