«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца» - [22]

После Гарца мы повернули строго на юг Германии, овладели Бамбергом, а потом и Нюрнбергом. Наши бомбардировщики практически сровняли этот город с землей. Именно там Гитлер и проводил свои партийные съезды. И теперь уничтожалось все, что хотя бы отдаленно напоминало о нацистских временах.

Целью наступления был Мюнхен в Баварии – город, откуда Гитлер и начинал в своей знаменитой пивной. Но по пути мы освободили концентрационный лагерь Дахау».

В журнале боевых действий сказано, что в лагере было обнаружено «…около 1000 трупов… Рядом расположены газовая камера и крематорий. Одежда и обувь аккуратными стопками складирована тут же, рядом с аккуратно сложенными телами».

«Мы были наслышаны о зверствах, творимых нацистами в концентрационных лагерях, но мы были не готовы столкнуться с их последствиями – горами трупов и страшным смрадом. Подобные картины впечатываются в сознание навечно. Тебе уже никогда не избавиться от них. Молодого белокурого заместителя коменданта немецкого лагеря и нескольких офицеров посадили в джипы и увезли неизвестно куда. Позже издали послышались выстрелы. Без долгих разбирательств остальные охранники лагеря Дахау – а их было около 500 человек – тоже получили свое. Среди бывших узников лагеря нашлись такие, кто с радостью одолжил у нас винтовки. И на лицах вершивших возмездие не было ни следа раскаяния.

Вскоре после этого мы направились на юг и овладели Мюнхеном, а еще две недели спустя война в Европе закончилась – Германия безоговорочно капитулировала.

Долгие годы я периодически вижу во сне былые бои, но в этих снах они всегда перемешиваются с заказами, которые я после войны выполнял для определенных людей.

Демобилизовали меня 24 октября 1945 года, за день до 25-летия, но только по календарю».

Глава 7. Пробуждение в Америке

«По стечению обстоятельств я в октябре 1945 года во французском Гавре случайно встретил своего младшего брата Тома. Война кончилась, и нас обоих, правда, на разных кораблях, отправляли в Филадельфию. Том какое-то время участвовал в боях.

– Привет, Том! – сказал я.

– Привет, Фрэнк, – ответил он. – Как ты изменился! Ты уже не тот мой брат, который был до войны.

Я понял, что Том имел в виду. И все дело в этих 411 днях сражений – они отпечатались не только на лице, но засели в глазах.

Слова братца крепко запали мне в душу, и я задал себе вопрос: а не попытался ли он заглянуть в нее? Я и сам понимал, что теперь уже не тот, что прежде. Меня теперь уже многое не трогало. Я прошел почти всю войну – чего и кого мне бояться? В Европе я ушел в себя и после этого уже больше не вышел. К смерти привыкаешь. Как и к тому, что приходится убивать других. Разумеется, не каждый день тебе приходится кого-нибудь убивать – выдаются и веселые денечки, но они мимолетны. Я имею в виду не ранения, этого «счастья» мне, слава богу, не выпало. Однако, не пойди я добровольцем на войну, я бы ничего этого не видел и не совершил бы поступков, которые пришлось совершить. Я бы просто остался в Штатах и продолжал бы отплясывать в свободные от службы в военной полиции часы под «Tuxedo Junction».

Стоит только ступить с корабля на сушу, как ты видишь вокруг американцев, причем не в военной форме, которые лопочут на твоем родном английском, и тебя все это здорово бодрит.

В армии тебе полагалось по 100 долларов в месяц плюс дембельские – еще 300 баксов. Не у всех до армии была пристойная работенка, и все возвращались туда, откуда ушли. Я вернулся к своим родителям в Филадельфию и в фирму «Перлстейн глэсс компани», откуда я уходил на войну учеником. Но не мог я больше находиться на этой работе после той военной вольницы. Все в этой фирме было нормально, ко мне там хорошо относились, но не мог я больше ходить в поднадзорных и пару месяцев спустя решил оттуда отвалить.

Не раз, просыпаясь по утрам, я с удивлением понимал, что я в Америке и сплю на нормальной кровати. Ночами напролет меня мучили кошмары, иногда я даже не мог понять, где я. Привыкал я долго, в особенности к тому, что просыпался в кровати. Какая кровать? Что я здесь делаю? После войны я спал не более 3–4 часов.

В такие периоды ты не склонен рассусоливать на подобные темы. Естественно, что о таких понятиях, как «боевой посттравматический синдром», ты и знать не знал, хотя и понимал, что с тобой что-то не так. Ты отчаянно пытаешься прогнать все воспоминания, но они тебя не отпускают. Говорить нечего, делов ты в этой Европе наделал больше некуда – от хладнокровных убийств и воровства до безудержной пьянки и разврата. Тебя ни на минуту не покидал страх смерти или увечий. Не раз тебе в считаные секунды приходилось выступать в роли и судьи, и исполнителя приговора. А подчиняться ты был обязан всего-то двум правилам – встать вовремя в строй во всей экипировке и быть готовым исполнить любой приказ вышестоящего начальства. Стоит тебе не выполнить хотя бы одно из перечисленных, ты сам преступник и тебя расстреляют на месте. Все то, чему тебя учили в прежней жизни на гражданке, на фронте не срабатывало, поэтому приходилось переучиваться на месте. Ты освоил навыки маскировки, тебе приходилось испытывать страх, как никогда за все прежние годы жизни. Иногда тебе приходилось действовать вопреки твоим принципам, и ты действовал вопреки им, а со временем даже не задумываясь, чисто автоматически.