«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца» - [148]
Некоторые могут возразить, что Марчелло был в полубреду. Однако из тысячи или более мафиози, которых знал Марчелло, его подсознание выбрало имя Провенцано, высокопоставленного мафиозного деятеля «Братства» из Джерси-Сити, очень влиятельного члена нью-йоркской семьи Дженовезе, приехавшего в бруклинский «Монте», чтобы участвовать в «Далласе», а Фрэнк, знавший сотни мафиози, тоже связал «Провенцано» и «Даллас». И Марчелло проговорился о «ночном клубе» и ожидаемом «праздновании». Что еще важнее, эти откровения высказывались не единожды и не вскользь. Они повторялись, словно Марчелло говорил со своими новоорлеанскими сообщниками. Указывающее на заговор слово «мы» за два дня произносилось трижды. Сказанного оказалось достаточным для того, чтобы в 1989 году ФБР вновь открыло давно закрытое дело о «Далласе». Кроме того, у ФБР уже была запись 1981 года, на которой Марчелло оборвал в своем кабинете некий разговор об убийстве Джона Ф. Кеннеди.
После рассказа Фрэнка Ширана, а теперь и Карлоса Марчелло об активном участии семьи Дженовезе в заговоре должно считаться установленным, что Комиссия участвовала в «Далласе». Марчелло встречался с Провенцано в «Нью-Йорке» – резиденции Комиссии. То, что Марчелло отправился на встречу в Нью-Йорк, означает, что те, с кем он встречался, были выше его рангом.
Активное участие семьи Дженовезе тоже объяснимо. У нее был острый личный мотив. Почти оперное желание оправдаться. Именно человек Дженовезе из Восточного Гарлема – Джозеф Валачи – выдал самые глубокие тайны мафии и только что унизил Дженовезе на телевизионных слушаниях.
Роберт Ф. Кеннеди сказал: «благодаря Джозефу Валачи… мы знаем, что… [70] управляет Комиссия… и главари в большинстве крупных городов отвечают перед Комиссией… и мы знаем, кто на сегодняшний день активные члены Комиссии». «Благодаря Джозефу Валачи…»
В глазах других семей в семье Дженовезе было полное отсутствие дисциплины, раз случилось такое предательство, недопустимое для «солдата». Дженовезе следовало исправиться. Отнюдь не случайно слово «вендетта» – итальянское.
Конечно, я верю. Потому что я слышал, как Фрэнк сухим ледяным голосом произнес: «Я никогда не заговорю о Далласе». И мгновенно и навсегда я поверил, что за убийством Джона Ф. Кеннеди стояла мафия. Поверил бы любой, кто услышал, как он произносит эти слова. Как любой, кто поверит мне в том, как он их произнес.
«Гляди выше, Чарльз»
Мощнейший снегопад обрушился внезапно, как в песне, исполняемой Линой Хорн с оркестром Тедди Уилсона – «…из ниоткуда».
Я проводил отпуск дома, на лыжном курорте Сан-Вэлли, штат Айдахо. Смотрел матч футбольной команды университета Айдахо, когда зазвонил домашний телефон, номер которого еще не был внесен в телефонный справочник. Молодой, судя по голосу, человек представился Фрэнком Павлико. Фамилия показалась мне смутно знакомой.
– Мне было предъявлено обвинение с Билли Д’Элиа, – сказал он. – За отмывание денег. Я знаю, что вы знакомы с Билли.
– Знаком, – сказал я.
– Я – инвестиционный банкир. Лицензии меня не лишили. Это было частью сделки.
Этот быстро выпаливавший слова молодой человек говорил, будто суетливый биржевой маклер, наудачу пытающийся подцепить клиента.
– Продолжайте, – сказал я.
– Я дал показания против Билли. Я был одним из тех, кого Билли собирался убить. Но теперь Билли относится ко мне хорошо.
– Это хорошо.
– Поверьте мне, мы с Билли по-настоящему близки. Мы всегда были семьей. Мой отец и Рассел были лучшими друзьями. Билли качал меня в колыбели. Я звал его дядя Билли. Я до сих пор иногда называю его дядя Билли.
– Отлично.
– Понимаете, два газетных репортера – один из Филадельфии и один отсюда, с северо-востока Пенсильвании, – хотят писать мою книгу, но я хочу, чтобы ее написали вы. С Билли все улажено. Из-за Билли беспокоиться не стоит. Он будет сотрудничать. Он поможет. Мы с ним об этом говорили. Он поможет нам. Вам не о чем волноваться.
Я ответил Фрэнку Павлико из своего ниоткуда:
– Я бы сказал, что эти два репортера – Мэтт Биркбек с северо-востока Пенсильвании и Джордж Анастасиа – в Филадельфии. Оба они отличные писатели, а у меня нет интереса.
Повисла долгая пауза. Я сполна наслаждался этим неловким молчанием «племянника» Билли.
– Откуда вы знаете, что это будут они? – робко спросил он.
– Оба пишут про мафию и оба в этом преуспели. А я пошел дальше. У меня другие планы.
Понимая, что, назвав двух писателей, я серьезно вывел его из равновесия, я решил сделать попытку выведать, что именно молодой Фрэнк Павлико пытался мне продать на самом деле. Памятуя о подтверждении исповеди Фрэнка Ширана, полученной от источника детектива Джо Коффи в семье Буфалино, и о том, что все в семье Буфалино прочитали книгу, а также зная, что Билли сотрудничает с ФБР, я, доверительно понизив голос, произнес:
– Кроме того, мне известно, что Билли уже подтвердил исповедь Фрэнка Ширана. Ваше подтверждение мне не требуется.
И вновь повисло глубокое молчание, затянувшееся еще дольше. Опомнившись, Павлико с нескрываемым разочарованием произнес:
– Тогда для вас это хорошо, так?
– Да, для меня это хорошо, – сказал я.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.