«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца» - [130]

Шрифт
Интервал

Как когда-то, когда я преподавал английский в средних классах в Куинсе, я терпеливо объяснил Фрэнку, что слушание по ходатайству об условно-досрочном освобождении по медицинским показаниям – это тихая внутренняя процедура, которая пройдет в этом самом зале для собраний. Никакого прокурора, прессы и фанфар. Никого из его агентов ФБР, прокуроров или судей не уведомят о том, что мы подали на его освобождение.

Пока я говорил, самое крупное лицо на самой большой голове, которую я когда-либо видел, было серым и жестким, холодные и сухие голубые глаза неотрывно смотрели на меня. Мы не виделись десять лет. Его жесткая кожа была серой, как гранит здания суда штата Делавэр, где его осудили, и, по мере того как я говорил, становилась все серее. Уверен, что он дышал, но было незаметно.

– Фрэнк, – сказал я, – вы в инвалидном кресле, мы с Бартом – адвокаты по делам о медицинской халатности, и это все, что мы сейчас делаем, и мы знаем, как представить медицинские заключения. Вам необходима хирургическая операция позвоночника по поводу вашего тяжелого стеноза. У вас будет лучший нейрохирург Филадельфии Фред Симеоне, готовый сделать в Пенсильванском университете операцию, после которой вам потребуется интенсивный послеоперационный уход, физиотерапия и реабилитация. Начальник этой тюрьмы не хочет предоставлять вам необходимый послеоперационный уход. Удовольствуйтесь тем, что выйдете отсюда условно-досрочно по медицинским показаниям. Совет по условно-досрочному освобождению из трех человек будет на нашей стороне. Фактически другой стороны, кроме нашей, у нас не будет. Однако, если мы подадим любой из тех исков, которые вы хотите, все ваши любимые правоохранительные органы объединятся против вас за кулисами, чтобы гарантировать вам отсидку до последней секунды срока.

Словно не слыша меня, холодным как лед взглядом и таким же голосом он монотонно, сквозь стиснутые зубы произнес монолог, явно написанный для него тюремным адвокатом. Каждое его предложение начиналось словами: «Я хочу, чтобы вы подали иск в суд…» Как полицейский, которого известили по рации о драке за углом, не спешит, давая ребятам возможность хорошенько измотать друг друга, я позволил ему пробубнить обо всех исках, которые мы должны подать в суд.

Когда он закончил, я спросил:

– Фрэнк, вы закончили?

– Да, – проворчал он. – Я выдохся.

– Жаль, вы сами не слышали того, что говорили. В противном случае вы поняли бы, что это лишено всякого смысла.

Он внимательно на меня посмотрел.

– Мы подаем на условно-досрочное освобождение по медицинским показаниям, – продолжал я нарочито медленно и размеренно. – И это все, что мы делаем. Если мы потерпим неудачу, а вы отыщете достаточно глупого адвоката для подачи своих легкомысленных исков, тогда – вперед! Барт вернется через неделю, чтобы забрать эти бумаги, и если вы хотите, чтобы мы вас представляли, вам надо их подписать. Охрана, мы уходим!

На следующей неделе двухметровый здоровяк Барт Дальтон поехал в тюрьму один. По возвращении он был серьезно обеспокоен моей безопасностью.

– Он хотел разговаривать только о тебе, – сказал Барт, – я действительно тревожусь за тебя. Еще никто и никогда с ним так не разговаривал. И так не уходил. Он повторял это снова и снова. Я пытался сказать ему, что ты делаешь это для его же блага, но он не хотел слушать. Мне казалось, что я там занимался не юридическими вопросами, а улаживал мафиозную разборку. Я очень волнуюсь. Он не переставал говорить о тебе. Помни, он убил Фреда Гавронски за то, что тот опоздал на встречу и пролил на него вино.

– Не говоря уже о том, – сказал я, – что он – главный подозреваемый ФБР по делу Хоффа. Он подписал бумаги?

– Да.

– Отлично, ведь только это и важно, не правда ли? Давай его вытащим!

Разумеется, мы так и сделали.

В благодарность Фрэнк пригласил нас с помощниками на обед с суровыми дальнобойщиками, восемью парнями по имени Рокко, которые выглядели так, будто только что вернулись из информационного пикета. С тех пор как Фрэнк вышел из холодной и мрачной тюрьмы, состояние его здоровья улучшилось, и он мог ходить с тростью. Мы расположились в задней комнате его прежнего убежища – ресторана «Винсенте» в квартале Маленькая Италия в Уилмингтоне, называемого мафиози на фэбээровских записях «винным магазином». Именно отсюда гангстер однажды прислал бутылку «Дом Периньон» моей дочери Дженни Роуз на семейный обед по поводу ее шестнадцатилетия.

В какой-то момент Фрэнк сказал нам, что у дочери был кот, который любил прыгать ему на колени, когда он смотрел футбол. Поэтому он купил водный пистолет и показал, как стрелял в кошку брызгами воды, и от этого жеста меня пробрал озноб. Снова я почувствовал озноб в Детройте в 2002 году, когда Фрэнк изобразил, как целит в пол моего «Кадиллака» «ИНСТРУМЕНТОМ».

Словно нас там и не было, Фрэнк с приятелями много вспоминали, поражаясь, что все еще живы, и ставя под сомнение мужественность отдельных судей и агентов ФБР. По-настоящему презирали они одного агента, Джона Тамма, с прической волосок к волоску, того, которого Фрэнк «накрыл одеялом» во время процесса по «Закону об инвестировании полученных от рэкета капиталов». Толстогубый мужчина в черном костюме, черной рубашке, ярко-красном галстуке и с красным карманным носовым платком заметил:


Рекомендуем почитать
Аввакум Петрович (Биографическая заметка)

Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.


Путник по вселенным

 Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.


Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.