«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца» - [126]

– Это был Ширан, – сказал Коффи.

Я спросил:

– Вы прочли мою книгу?

Он замялся.

– Экземпляр, который я послал вам после того, как вы сказали мне, что Рыжий был риелтором коммерческой недвижимости?

– О, вы имеете в виду Джонни Фрэнсиса.

– Это очень помогло мне. Я процитировал вас в издании в мягкой обложке. Вы прочли?

– Нет.

Он засмеялся:

– Но я послал книгу своему информатору в семье Буфалино. И он ее прочитал. Ее прочитали все ребята Буфалино. Этот ветеран семьи Буфалино сказал мне, что был шокирован. Он не мог поверить, что Ширан вам в этом признался. Все это правда. Там все шокированы.

– Ширан очень раскаивался, – сказал я. – Это зрело долгие годы.

– Несомненно.

Будь Фрэнк жив, я, поговорив с детективом Коффи, позвонил бы ему поделиться новостями. Дело Галло закрыто. Семья Буфалино подтверждает твои слова. Все правда.

Я достал из папки фотографию, на которой мы с Фрэнком сидим во главе стола на торжестве по случаю проводов на пенсию одного из товарищей в профсоюзе. Кто-то щелкнул нас обоих в тот момент, когда Фрэнк признался в убийстве Безумного Джо.

– Почему Расс так сильно тебе доверял? – задал я тогда первый вопрос.

– Чтобы ты понял, – произнес он с улыбкой лепрекона, – мне придется тебе кое-что рассказать.

– Давай, Фрэнк. Не оставляй меня в неведении. Сейчас самое время высказать все.

Он понизил голос. Его губы едва шевелились.

– Слышал когда-нибудь о Джо Галло?

– Конечно, – сказал я, – Безумный Джо.

– Борзый, – сказал он.

– Не понимаю. Почему Расс так сильно тебе доверял?

– Это дело – моя работа. Рыжий был моим шофером. Он высадил меня и проехал вокруг квартала. Если бы я не вышел на улицу к его возвращению, он бы уехал. Я бы остался один. Вот так это делается.

На снимке я прильнул к нему с магнитофоном в руке, чтобы расслышать его тихий голос в шуме вечеринки. На фото взгляд Фрэнка устремлен вдаль, как нередко бывало после новых признаний.

Решив вставить в книгу признание Фрэнка в убийстве «дерзкого», я и подумать не мог, что включение в книгу рассказа о Галло будет сплошной головной болью. Я понимал, что предстоит борьба с общепринятой версией о троице итальянских боевиков, ворвавшейся в «Умберто», ранившей в задницу греческого телохранителя Галло и убившей Галло, когда тот выбежал на Хестер-стрит. Это было испытанием авторитета Ирландца, ведь Фрэнк, как Форрест Гамп, участвовал во многих делах на очень высоком уровне.

Мое решение сохранить в книге признание в убийстве Галло оказалось для меня и Фрэнка возможностью пройти проверку на прочность от детектива Коффи.

Однако в момент публикации первого издания я этого не знал. Я узнал только, что там была редактор «Нью-Йорк таймс», которая вылезла из-под стола в «Умберто» и могла сказать, что видела троих итальянских киллеров, убивающих Галло. Что, если бы она опознала по фотографии какого-нибудь итальянца? Фиаско потерпела бы не только книга, но и дело Хоффа.

На карту было поставлено очень многое – прежде всего моя репутация, заслуженная годами. В моей юридической практике способность привлекать клиентов по рекомендации других юристов, судей и общественности зависела исключительно от моей репутации. Люди знали меня как бывшего президента Адвокатской коллегии штата Делавэр, бывшего первого заместителя главного прокурора штата, писателя, журналиста, лектора и автора трудов по искусству допроса и перекрестного допроса. Моя репутация была такова, что, хотя я и не принадлежу ни к одной из партий, председатель демократической партии попросил меня баллотироваться на пост губернатора, а 20 лет спустя об этом же просил председатель республиканской партии. Выставив себя сосунком, наивно верящим в рассказы известного лжеца, я мог бы сокрушить все, что построил.

Я мог бы оставить Галло лежать на Хестер-стрит. Но я тринадцать лет проработал членом комитета Верховного суда, расследующего нарушения адвокатской этики. Я помогал расследованию и оправданию в то время сенатора Джо Байдена по делу о сокрытии инцидента с плагиатом в юридической школе после его обращения в Адвокатскую коллегию штата Делавэр. Когда я занимался редактурой перед публикацией, мой опыт в юридической этике громко и ясно говорил мне, что, если Фрэнк обманул меня с Галло, общественность вправе это знать и не верить всему остальному, что сказал мне Фрэнк.

Однако я без колебаний верил Фрэнку. Как видно на той фотографии, которая была сделана, когда он признался мне в этом, я был от него в нескольких дюймах. Я видел его глаза. Я слышал, как он говорил. В конце концов, я не просто пригласил его на свидетельскую трибуну сегодня утром. На протяжении многих лет я испытывал Фрэнка на прочность высеченной в камне, описанной в книгах и снятой в кино историей о троих «итальянцах», «обстряпавших дело». Но Фрэнк крепко держал оба свои пистолета. А я знал свой предмет.

Мне и в голову не могло прийти, что за убийство Галло в окончательном варианте Фрэнк удостоится четырехкратной проверки.

Во-первых, это, разумеется, чудесная свидетельница, уважаемый редактор «Нью-Йорк таймс», однозначно опознавшая Фрэнка как единственного стрелка. Эта уважаемая журналистка любезно согласилась дать интервью на камеру «Пи-би-эс», хотя и не показывая лица и анонимно. Она опознала Ширана по предъявленной фотографии и заявила, что это «несомненно» тот человек, который убил Галло.