«Я слушаю, Лина…» - [18]

Шрифт
Интервал

Я не выдержала и скривилась в презрительной гримасе.

– Ты говоришь – следователь вне подозрения? Тогда, может быть, ты мне объяснишь – кто ошивался здесь? Кто следил за моем домом? Ну же, кто!

– О, Боже! – он схватился за голову. – Неужели это правда? Неужели за нами следят? Но этого не может быть! Ведь никто, никто не знал об этом…

– Ты в этом уверен?

Он присел на корточки передо мной. Взял мою руку. И пожал ее.

– Никто, никто об этом не знал, Лина. Может быть, тебе показалось…

Он дыхнул мне в лицо. И я уловила запах спиртного. И подскочила на месте. Нет, такой беспросветной наглости я не ожидала! Как он посмел хозяйничать в моей квартире, маленький негодяй!

– Ты… Ты… – от возмущения я не находила слов. – Ты шарил в моей сумке! Ты копался в моих вещах! Наконец, ты без спросу утащил мой коньяк!

Он приложил палец к губам.

– Тс-с-с. Ты сама говорила, что кричать в этом доме нельзя. Особенно теперь. Что и стены имеют уши.

– Особенно те, кто за стенами. А ведь кто-то есть! И все-таки! Я не понимаю, как можно вообще дотрагиваться до чужого! Как! Это выше моего понимания! Я никогда. За всю жизнь не прикоснулась к чужим вещам. Даже не могла подумать об этом! А оказывается – это так просто!

– Но… Но, Лина… Я очень много пережил за эту ночь. Этот кошмар. Мне до сих пор не вериться. Мне нужно было хоть ненадолго забыться. Я бы просто свихнулся в ожидании тебя.

– Ты бы свихнулся?! – не унималась я. – Да ты в жизни не свихнешься! Даже, если небо внезапно свалится на твою бестолковую голову. Это я свихнусь, вытаскивая тебя из этой грязи!

– Вот поэтому я и предлагаю тебе выпить вместе. Ты успокоишься…

Я оттолкнула его. Приблизилась к окну. Закурила. Мои руки сильно дрожали. Моему возмущению не было предела. И мое возмущение вот-вот готово было обрушиться всей тяжестью на мою же голову. Нет, какая я бестолковая дура. Даник, безусловно, был прав! Для каждого человека, для каждой души есть свое место. И я резко повернулась к Олегу.

– Послушай, Малыш, тебе нравится в моем доме?

Он не ожидал такого вопроса. И пожал недоуменно плечами.

– У тебя красиво. Чисто. Много дорогих вещей. Много цветов. Много книг. Даже есть фортепиано. У меня никогда такого не было. Никогда.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Да… В общем… В общем, если честно… Мне почему-то здесь неуютно. Не знаю – почему.

– А я знаю, – прошипела я. И вцепилась ему в плечи. – А я отлично знаю. Потому что твое место там – в грязных темных подвалах. Среди безумных глаз. Среди пошлых слов. Таких, как ты, я никогда не жалела. Потому что отлично знала, что такие, как ты готовы на все.

– Я не ожидал от тебя этих слов, Лина, – он сгорбившись, направился к двери. И оглянулся. – Я хочу только, чтобы ты поняла. Я вырос в другом мире, Лина. Совершенно другом. И я в этом не виноват. И это естественно, что в твоем мире мне неуютно.

И он зябко повел плечами. И открыл дверь.

– Стой! – приказала я ему. – А я хочу, чтобы понял ты. Хотя не уверена, способен ли ты что-либо вообще понять. Она, твоя мертвая девочка. Красавица и умница. Она родилась среди дорогих вещей. Среди цветов. Она знала музыку и литературу. У нее был прекрасный интеллигентнейший отец. Она не была лишена родительской любви и понимания. Она ни в чем не нуждалась. Но ее тянуло туда… В эти злачные места. И она перечеркнула все прекрасное, что подарила ей судьба. Все, Малыш! Вот и вся логика. Потому что это зависит не от мира, в котором родился. Это зависит от человека. От его воли. От чувства собственного достоинства. Вот почему я никогда не щадила таких, как ты. Никогда…

Он не нашел ответа. И не мог найти. Он был слишком молод для этого. И слишком дурно воспитан. И я поняла, как легко одержала победу над ним. Но почему-то победителем себя не чувствовала. Но в этом не решалась признаться даже себе.

– Мне можно уйти? – спросил он тоном побежденного.

– Иди в свою комнату. И больше не смей пить.

Он молча прикрыл за собой дверь.

… Когда зазвонил телефон, я сразу же поняла, с кем буду сейчас разговаривать. Я прикоснулась к трубке. И долго держала на ней свою ладонь. Трубка стала совсем теплой. Но я по-прежнему не решалась ее взять. Я выигрывала время. Но телефон не замолкал. И я отступила.

– Да… Алло… Я слушаю… – устало выдавила я.

– Лина…

Я его видела. Сгорбленного, поникшего, небритого, с синяками под глазами. Он вцепился двумя руками в трубку. Словно боялся, что она выскользнет из его дрожащих рук.

– Лина…

– Я слушаю тебя, Филипп.

– Я его убью, Лина. Сам. Вот этими руками, – и он, наверное, показал трубке свои жилистые руки. Только пожалуй в них еще была сила. – Его еще не нашли, Лина?

– Его еще не нашли.

– О, Господи! Как это мучительно – ждать…

– Его смерть не воскресит твою дочь, Филипп. Это была случайность. Возможно, судьба.

– Как ты смеешь так говорить, Лина! – закричал он. – Какая, к черту, судьба! Судьба погибнуть в восемнадцать! От руки какого-то негодяя! Жизнь которого не тянет и на копейку! И какая к черту случайность! И что это значит! Что значит случайное преступление, если человек убит! Если уже ничего не поправимо! И ничего нельзя изменить!

– Филипп… – я старалась говорить спокойно. Но дрожь в голосе выдавала меня. Хотя Филипп вряд ли мог это теперь заметить. – Филипп, пойми же. Ты же юрист. Ты прекрасно знаешь, что есть преднамеренное убийство. Ты умеешь отличать случайную смерть от умышленного преступления. Ведь ее… Твою дочь могла сбить машина. И человек за рулем мог быть невиновен. По твоему он бы тоже был убийцей?


Еще от автора Елена Сазанович
Улица вечерних услад

Впервые напечатана в 1997 г . в литературном журнале «Брызги шампанского». Вышла в авторском сборнике: «Улица вечерних услад», серия «Очарованная душа», издательство «ЭКСМО-Пресс», 1998, Москва.


Всё хоккей

Каждый человек хоть раз в жизни да пожелал забыть ЭТО. Неприятный эпизод, обиду, плохого человека, неблаговидный поступок и многое-многое другое. Чтобы в сухом остатке оказалось так, как у героя знаменитой кинокомедии: «тут – помню, а тут – не помню»… Вот и роман Елены Сазанович «Всё хоккей!», журнальный вариант которого увидел свет в недавнем номере литературного альманаха «Подвиг», посвящён не только хоккею. Вернее, не столько хоккею, сколько некоторым особенностям миропонимания, стимулирующим желания/способности забывать всё неприятное.Именно так и живёт главный герой (и антигерой одновременно) Талик – удачливый и даже талантливый хоккеист, имеющий всё и живущий как бог.


Солдаты последней войны

(Журнальный вариант опубликован в «Юности» 2002, № 3, 4, 6. Отрывок из романа вышел в сборнике «Московский год прозы-2014», изданный «Литературной газетой».)Этот роман был написан в смутные 90-е годы. И стал, практически, первым произведением, в котором честно и бескомпромиссно показано то страшное для нашей страны время. И все же это не политический бестселлер, а роман о любви, дружбе и предательстве. О целом поколении, на долю которого выпали все испытания тех беспокойных и переломных лет. Его можно без преувеличения сравнить с романом Эриха Мария Ремарка «Три товарища».


Смертоносная чаша

Впервые опубликован в литературном журнале "Юность" ( 1996 г ., № 4, 5, 6) под названием «Все дурное в ночи». В этом же году вышел отдельной книгой «Смертоносная чаша» (серия "Современный российский детектив") в издательстве "Локид", Москва.




Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.