Я, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал - [39]

— Не так, как вздумается, а исходя из норм элементарной речевой культуры и требований научного стиля. Просто этот самый стиль не должен делать всех похожими друг на друга — он должен помогать быть hmdhbhds`k|ml!

— Но человек строит себя в меру своих возможностей, и если этих внутренних возможностей недостаточно, никакие внешние правила не сформируют индивидуального стиля! Строгая критика нужна хотя бы затем, чтобы вовремя закрывать доступ посредственностям в науку и публицистику, а не развивать их «стиль», как вы предлагаете.

— Посредственные писатели и ученые не могут долго продержаться в среде истинно талантливых людей, они рано или поздно выбывают из их круга и не представляют никакой опасности. Зачем тратить силы на то, чтобы бороться с ними, если они сами естественным образом оставляют борьбу? Кому от них вред?

— Как вы можете спрашивать, мисс Лайджест! То, что, например, вы описали в своей статье, каким-нибудь студентом может быть воспринято неправильно потому, что кто-то третий, не слишком обремененный талантом, успел забить голову этому несчастному сущей ерундой — вот вам пример того, почему глупцы и посредственности могут быть опасны.

— А я уверена, что они если и представляют опасность, то только для тех, кто сам глуп и посредственен!

— Вы думаете, интуиция молодого и неопытного ученого может помочь ему в выборе того, чему верить, а чему нет?

— Во всяком случае, она рано или поздно поможет вытеснить ложные знания, если они и появятся.

— Я не разделяю ваш оптимизм. Интуиция — качество, появляющееся по мере получения знаний и обогащения опыта, и прежде, чем доверять ей, ученый должен пройти долгий путь. Если же его голова уже набита ложными знаниями, то он успеет наделать массу ошибок прежде, чем почувствует возможности своей интуиции.

Мисс Лайджест улыбнулась и посмотрела на меня, склонив набок голову:

— По-моему, наш спор перешел совсем в другое русло, мистер Холмс, и спорить с вами можно до бесконечности.

— Признайтесь, что вам просто больше нечего сказать, — улыбнулся я.

— Это не так, но я поняла, что на все мои аргументы у вас заранее найдутся ответы.

— А что это как не победа? Наверное, мне придется забрать у вас, мисс Лайджест, мои полсоверена!

— Ни за что на свете, — рассмеялась она.

— Тогда я попрошу вас налить мне еще чаю.

— Налейте себе сами, мистер Холмс, а заодно и мне, — ответила она, продолжая смеяться.

— Я вашей победы не признавала, так что и терпеть наказание не стану!

Я встал, пожимая плечами с шутливой покорностью, и разлил чай по чашкам.

— А знаете, мисс Лайджест, — сказал я, подавая ей чай, — я только сейчас по-настоящему понял ценность вашего каталога.

— В самом деле? — улыбнулась она.

— Мне кажется, его практическая ценность состоит прежде всего в том, что он объединяет функции почти всех ваших картотек, фактически заменяет их.

— Да, но картотеки все равно нужны: с ними работать удобнее, когда изучается какой-либо один признак, например, время изготовления рукописи, ее качество и так далее.

— Я это понимаю, — кивнул я, — и вижу, что проделанная работа чрезвычайно полезна в теоретическом плане — вы обосновали необходимость выделения именно данных признаков для классификации документов — и в плане утилитарном: вы фактически предложили новый способ организации всех рукописных архивов!

— В этом и была моя цель. Я рада, что вы тоже считаете, что она достигнута. В конце концов… В чем дело, Келистон?

Дворецкий вошел в комнату и остановился с подносом в руках.

— Вам корреспонденция, миледи, — сказал он, — ее только что доставили.

— Спасибо, Келистон, — сказала мисс Лайджест, — поставьте поднос сюда и можете быть свободны. Я поднялся с кресла и первым подошел к письмам.

— Там нет ничего для вас, мистер Холмс, — сказала мисс Лайджест, торопливо вставая со своего места, — Келистон очень хорошо сортирует всю почту, и письма на мое имя всегда приносит отдельно… Уверяю вас, мистер Холмс, там нет ничего для вас! То, что вы держите, тоже адресовано мне!

— Прошу прощения, мне показалось, что я заметил почерк Уотсона, и оно как раз тоже с пометкой о срочности.

— Нет-нет, вы ошиблись, — она поспешно взяла голубой концерт у меня из рук и сунула его в ящик бюро.

— О, а это, кажется, то, что мы ждем! Взгляните, мисс Лайджест.

— Да, оно.

— Что там? Читайте вслух.

Она посмотрела на меня с легкой усмешкой, распечатывая конверт:

— Посмотрим, что он на сей раз сообщает. «Моя дорогая», — банальное начало, — «я был удивлен и тронут вашим посланием» — ну еще бы! «теперь, зная, что я нужен вам, я постараюсь ускорить свое возвращение, однако это возможно лишь на три или четыре дня. Безмерно тоскую и жажду обнять вас, с заверениями в искренней и нескончаемой любви» — и так далее и тому подобная чушь — «Гриффит Флой» Как вам это нравится?

— Что ж, три или четыре дня — это тоже результат. Надеюсь, он сдержит слово.

— Я тоже надеюсь. Черт возьми! Похоже, я начинаю ждать его возвращения!

Она взяла с подноса другое письмо, разорвала конверт, и лицо ее приняло тревожное выражение.

— Пришло извещение о дате предстоящего суда, — она протянула мне судебную повестку и отвернулась к окну, — мне предписано быть готовой к судебному слушанию пятнадцатого сентября.