Я сделаю это для тебя - [47]

Шрифт
Интервал

Шарль решил забыть о своих сомнениях. Ради драйва, ради удовольствия чувствовать себя членом команды «делателей новостей», ради того, чтобы сказать свое веское слово в этой истории. Он взглянул на коллег: Эрик и Изабель что-то спокойно обсуждали. Она тоже была эмоционально дезориентирована, сомнения мучили и ее. Но Изабель просто не могла упустить свой шанс: она было запаниковала, но все-таки решила довериться чутью Эрика. А он разыгрывал свое возвращение на авансцену, упиваясь ароматом славы. У каждого в команде была причина продвинуться как можно дальше. Вместе. Любым способом.


Шарль ушел в кабинет и связался со своей ассистенткой:

— Что у нас?

Кларе было поручено собрать и рассортировать информацию по поступившим звонкам. После показа сюжета о заложнике сотни зрителей позвонили на канал, чтобы выразить возмущение, высказать предположение о личности незнакомца, предложить решение… Большинство звонивших были людьми с неустойчивой психикой или просто очень одинокими бедолагами, для которых телевизор оставался единственным спутником их унылой жизни.

— Так вот… даже не знаю, с чего начать. Многие заявляют, что опознали его, но свидетельства не повторяются. Многие выражают сочувствие… Отдельные исламисты поддерживают похитителей, и…

— И? — раздраженно переспросил Шарль.

— И мы получили по почте чеки, сегодня утром.

— Чеки?

— Да. Судя по всему, телезрители восприняли вопрос похитителей в прямом смысле. Они требуют, чтобы мы предложили выкуп за бродягу, и прилагают чеки. Подобные звонки были и вчера, сразу после передачи, но я не придала им значения, приняв за обычные посулы пожертвований, как на телемарафоне.

Шарль задумался, оценивая ситуацию:

— Сколько?

— Сколько чего — звонков?

— Да нет же, бабок!

В трубке раздалось шуршание.

— Не знаю, я еще не подсчитала. Есть мелкие суммы и несколько очень крупных…

— Клара, я не требую от тебя точной цифры! — раздражился Шарль. — Скажи, сколько там примерно.

Клара запаниковала. Она предпочитала общаться с Эриком и даже с легко впадающей в уныние Изабель (с этим она научилась справляться!), а властность Шарля пугала ее.

— Где-то между… пятью и двадцатью тысячами евро.

— Ничего себе расхождение!

— Ладно… Я перезвоню через несколько минут и назову более точную цифру. Но без виртуальных сумм, их мы не…

Шарль повесил трубку, не дослушав окончания фразы, и снова задумался.

Так где же пролегает эта чертова грань между новостями и театрализованным действом?

* * *

«Пусть наши сердца скажут, какова цена этого человека», «Гуманизм против терроризма!», «Анонимные пожертвования для анонимного заложника». Броские заголовки всех без исключения газет были посвящены информации, обнародованной Эриком в последнем выпуске новостей. Угол подачи был нов, тема — неисчерпаема. Телеканалы подхватили эстафету «Теле-8». Достаточно было выйти на улицу с микрофоном, остановить любого прохожего и услышать слова поддержки и сочувствия для очередной передачи.


Сюма ликовал. Коллеги по цеху берут у него интервью. Его фотография прилагается практически ко всем статьям, его цитируют. Превозносят его профессионализм и сдержанность тона. «Какое лицемерие!» — думал он. Опыт? Взвешенность? Сдержанность?.. Несколько лет назад они облили его грязью и заклеймили за то, что он встал на защиту ничуть не менее праведного дела, проявив, кстати, куда большую осмотрительность. Позавчера он ни на что не годился, теперь стал героем? Подобные ужимки и прыжки вызывали у Эрика омерзение. Его пригвоздили тогда к позорному столбу по одной-единственной причине: он выступил вразрез с «генеральной линией». Не уловил духа эпохи. А теперь он стал движущей силой этой самой генеральной линии. Какая жалкая перемена участи! Изменилось все — но не он сам. Он остался прежним. Другие произносят теперь иные речи, у них изменилась шкала ценностей, они иначе видят мир. Путь Эрика пересекся наконец с путями эпохи. Он знает, что любой успех проистекает из полной гармонии между человеком, его идеями и временем, в котором он живет. Средства массовой информации, политики, благонамеренные души проявляют себя в этом деле. Тем и хороша вся эта история: она интригует и одновременно «попадает в струю». И, на счастье Эрика, он — эксклюзивный обладатель информации.


В действительности Эрик Сюма был бы вполне доволен сложившейся ситуацией, если бы сумел заглушить внутренний голос, нашептывавший, что в этом деле есть второе дно, что-то, чего он пока не видит.

И это «что-то» перевернет его жизнь.

Даниель

Я не покидаю номер. Хожу из угла в угол, прокручивая в голове нереальные сцены, планы, тактику. Чередую мысленную подготовку с физической тренировкой, чтобы привести себя в форму. Делаю отжимания и растяжки. Плотно ем и не прикасаюсь к алкоголю. Завтра выйду на пробежку. Я — солдат, я готовлюсь к сражению. Хочу все предусмотреть. Я множество раз повторил последовательность движений, которые помогут мне убить его. Всякий раз, нажимая на спуск, я испытываю дрожь облегчения.

Я не даю мозгу передышки, разрабатывая одну тактическую схему за другой. Если эмоциональный потенциал какой-то схемы оказывается слишком сильным, я снова и снова прокручиваю ее в голове, чтобы выявить самые уязвимые точки, исключить малейший намек на сентиментальность, который в последний момент может помешать мне выстрелить.


Еще от автора Тьерри Коэн
История моего безумия

«Когда роман будет закончен, я умру» – так начал известный писатель Сэмюэль Сандерсон свою книгу. Когда-то он был обычным человеком, любил свою жену Дану и дочь Мэйан и был уверен, что семья – самое ценное, что у него есть. Но слава и богатство все изменили, этого испытания Сандерсон не выдержал. Его жизнь отныне протекала в свете софитов, под щелчки фотокамер. Поклонницы считали величайшим счастьем, если он снисходил до интрижки, журналисты почитали за честь взять у него интервью. В этом угаре остановиться, подумать было немыслимо.


Если однажды жизнь отнимет тебя у меня...

Клара и Габриэль не должны были быть вместе: сын богатых родителей, наследник успешного семейного бизнеса, и простая танцовщица — что у них общего? Кажется, весь мир против них: родители и друзья Габриэля считают их отношения не более чем интрижкой, да и сама Клара временами сомневается, что у Габриэля хватит мужества пойти наперекор воле отца и матери.Иногда для того, чтобы понять, что важно, а что второстепенно, нужно потрясение. Таким потрясением в жизни Габриэля и Клары стала автокатастрофа. Судьба дала им шанс: либо все исправить, либо все потерять.


Я знаю, ты где-то есть

В детстве Ноам пережил страшную трагедию – на его глазах погибла мать, и он считал, что виноват в ее гибели.Долгие годы он жил в аду – его мучили непреходящее чувство вины и страх смерти.Чтобы освободиться от кошмара, он обращается к Линетт Маркюс – психотерапевту, чья методика далека от традиционной.Ноаму предстоит пройти настоящий квест, и он не знает, что ждет его на финише. И тем более он не догадывается, что не только врачебным долгом объясняется стремление Линетт во что бы то ни стало помочь ему.


Я выбрал бы жизнь

У Жереми день рождения, ему исполнилось двадцать лет. Именно в этот день он решает свести счеты с жизнью: он больше ничего от нее не ждет, его бросила любимая девушка. Запив таблетки несколькими глотками виски, парень теряет сознание — и приходит в себя год спустя. Он у себя дома, а рядом — его обожаемая Виктория.Так умер он или нет? Может, он попал в рай? Или, наоборот, очутился в аду? Жереми не может вспомнить, что с ним было. Он словно потерялся на границе двух миров и превратился в зрителя, с ужасом наблюдающего, как мимо проходит его собственная, но словно чужая жизнь.


Она так долго снилась мне...

Лиор устала искать свою любовь. Она одинока и целиком погружена в работу. Одно только занятие скрашивает ее дни — чтение. У нее есть любимый автор, и она с нетерпением ждет его нового романа: ей кажется, что в нем она найдет ответы на все свои вопросы и жизнь немедленно наладится. Но, как назло, писатель объявляет, что отныне не напишет ни строчки: сказать ему больше нечего, да и жить в мире фантазий порядком надоело.Девушка в отчаянии: ей не дождаться своей путеводной книги, а как жить дальше, она не понимает.


Надломленные души

Академия надломленных душ — место, в котором подросткам из неблагополучных семей дают второй шанс. Когда в стенах этой особой школы оказываются Лана и Дилан, они далеко не представляют, что же их ждет. Загнанные в ловушку, непонятые окружающими, они всегда сами спасали себя. Но не в этот раз. В этот раз за них решают другие. Загадочные наставники обещают новобранцам другую жизнь, вот только веры в мгновенное исцеление у ребят нет. На кону их будущее, а значит, ошибиться просто нельзя.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.